Мой ангел-вредитель (СИ)

Моя дорогая Вера!

Я знаю, что не должен называть тебя так, но ты никогда не увидишь этого письма, а, значит, некому уличить меня в фамильярности. Хотя было бы забавно начать этот бред укуренного с обращения “Глубокоуважаемая Вера Сергеевна”, тогда здесь присутствовала бы некая закономерность. Зачем пишу, для чего? Хотел бы я знать! Ничем абсурднее в жизни не занимался и сейчас чувствую себя ужасно глупо, но, наверное, всё же стоит однажды написать, чтобы после порвать и забыть. Бумага всё стерпит, заранее ей соболезную. Не мастак я сочинять такого рода послания, вернее, я вообще не мастак сочинять, так что будь готова к тому, что меня занесет не в ту степь. Нет, ты лучше просто будь готова, ко всему. Это в качестве вступления и “Минздрав предупреждает”.

Наш разговор в ординаторской. Каюсь, ни разу не усомнился в твоих словах, для человека под градусом ты слишком подробно цитировала Пушкина. Но сейчас наверняка протрезвела и винишь себя непонятно в чем. Не надо, я всё прекрасно понимаю. Сама атмосфера пьянки постфактум наталкивает на откровение. Я бы тоже выдал тебе всю подноготную, поддайся вдруг на уговоры братьев меньших и хлебни лишнего.

Твое признание - как снег на голову, странно и дико. Прямо в лоб. Открытие, верно? Почище, чем у Колумба с его Америкой. Ты и я, романтика, лютики-цветочки… (на этом месте чихнул, значит, правда). Как минимум странно, но ты рассудила иначе. Всё-таки женская логика – это дебри Амазонки. Нет, хуже, ведь из дебрей можно выбраться живым. Видишь, не получается думать об этом серьезно. Я смеюсь, следовательно, я существую.

Это влюбленность, Вера, вполне нормальная и легко объяснимая наукой вещь. Химическая реакция, гормональная буря. Влюбиться несложно, снизойти до необременительного служебного романа и того проще, но мы оба понимаем, что это неправильно. Скажу больше: опасно. Ни твои, ни мои чувства ничего не изменят, слишком многое, прости за пафос, поставлено на карту. Нельзя разрушать то, что строилось долгие годы. Одному черту известно, чего мне стоило это построить. У тебя есть жених, у меня – семья. Не те мы люди, чтобы находиться в “подвешенном” состоянии. Рано или поздно наш служебный роман выйдет за пределы случайной интрижки, и тогда как минимум четверо останутся несчастными. Ты хочешь этого? Я нет.

Говорят, благими намерениями дорога в ад вымощена. Мои намерения по отношению к тебе были самыми что ни на есть благими: раз судьба решила столкнуть нас, выбраться из этой передряги достойно и внести посильный вклад в твое обучение. Помочь там, где это возможно, пускай я не учитель. Чтобы ничего лишнего, пришли-ушли, задача-решение, иногда подзатыльник, чтобы не зазнавалась. Не прикипать душой, не преступить границу этики, но вышло иначе.

Трудно сказать…

Сашка завозился во сне, что-то пробормотал. Я вздрогнула и машинально скомкала письмо. Лишь услышав ровное дыхание, распрямила бумагу.

…Трудно сказать, когда это случилось: спустя месяц, два или больше. Не понял, дурак, что попал, да не пальцем в небо. Ты ухитрилась войти в мою жизнь и прочно обосноваться в ней, перевернуть всё с ног на голову. Р-раз, и накрепко. А я (несколько слов были зарисованы, не разобрать) благодарен тебе. Так мало людей, ради которых встаешь по утрам и ползешь в нашу психлечебницу, и не потому, что обязан, а просто чтобы увидеть. Обменяться парой бессмысленных фраз, сказать что-нибудь колкое – привычка, почти как утренняя зарядка. Смешно, но я не представляю, что когда-то входил в ординаторскую и встречал там Ермакову или Сотникову. Такое странное чувство, что мы знакомы много лет, что ты всегда существовала в моей жизни, добрый искренний человечек. Сложно объяснить. Это как стоять на крыше, когда потом тебя нечаянно толкнут, и ты будешь лететь, лететь, зная, что в один прекрасный миг расшибешься в лепешку. Если это простая химия, что же тогда любовь? Если влюбленность, почему ты так нужна мне?

Каша в голове, ненавистная овсянка! Сказать хочется много, и чтобы непременно в глаза, наплевав на всех и вся. Не в моих правилах мечтать о несбыточном, но, увы и ах, мечты – единственное, чем можно владеть, не рискуя быть понятым превратно. Все мы, как ни крути, существуем в тесной клетке условностей. Не нахожу за собой сил сломать ее. Я трус, ведь если бы по-настоящему хотел быть с тобой, никакие решетки бы меня не остановили. Значит, клетки – это вовсе не клетки, это коконы, в которых мы прячемся от своих желаний. В коконе тепло и комфортно, за коконом холодно и страшно. Кем-кем, а бабочкой мне точно не стать – я, в крайнем случае, трескучий овод.

Любовь – что за ерунда? Ну, имя есть старинное русское, ну песни поют безо всякого смысла. Любовь к родителям, любовь братская, дружба – тоже в какой-то мере любовь. А любовь к женщине, когда не поймешь, то ли банально одержим и прямая тебе дорога в уютный дом с мягкими стенами, или действительно хочешь уберечь ее от всех напастей? Такую любовь не зря сравнивают с болезнью, но это единственная зараза, которую не хочется лечить. В мире до сих пор нет «антивлюблина», а жаль: спрос был бы грандиозным. Ампутация-то не всем по духу и по карману.

Я люблю тебя, Вера, моя въедливая маленькая зазнайка. Люблю, как не любил еще ни одну женщину. Ничего не могу с собой поделать, люблю и в душе надеюсь на чудо. Необъяснимо, но факт: ты снишься мне через раз, а порой и каждую ночь. Тяжело просыпаться и узнавать, что сны – не явь. Это больно, черт подери! Оказывается, у меня есть душа, и не та, что от слова “душить”. Оказывается, она может болеть, и если болит, то гораздо сильнее плоти. Человек устроен очень недальновидно. Доминируй в системе тело, мы бы заботились только о нем и никогда ни в чем не сомневались.

А теперь серьезно («а сейчас стихи»). Ты должна быть счастливой, слышишь? Счастливой без меня, с человеком, который достоин тебя и собирается жениться. Это не самоуничижение, лишь здравый смысл. Неосторожные слова не должны толкать на край. Мы встретимся, объяснимся, и всё будет как раньше. Чужие люди, чужие жизни. Правильно и логично.

Заканчиваю весь этот бред укуренного. Психиатры славно повеселятся, листая на досуге мой диагноз. Прости, если сможешь, милая моя девочка, хотя бы попытайся простить. Даже такая циничная скотина, как я, не поставит под удар любимого человека. Герой-любовник из меня хреновый, а вот тиран с заскоками - вполне. Не будем ломать стереотипы, пройдем курс лечения, пока вирус еще можно выгнать.

P . S . Не поздравляю с Новым годом, потому что все пожелания и так сказаны. У тебя всё будет хорошо, не может быть иначе.

Я сидела, как громом пораженная. Вновь пробежала глазами лист, цепляя отдельные строчки.

…Трудно, когда это произошло, спустя месяц, два или больше…

…В мире до сих пор нет «антивлюблина», а жаль: спрос был бы грандиозным…

…Я люблю тебя, Вера, моя въедливая маленькая зазнайка. Люблю, как не любил еще ни одну женщину…

…Ничего не могу с собой поделать, люблю и в душе надеюсь на чудо….

Не-воз-мож-но. Вопросы, сотни вопросов петардами взрывались в голове. У меня галлюники? Это такая новогодняя шутка? Где скрытая камера? Но вся эта кутерьма шла скорее побочным фоном. Заветные листы подрагивали в руках, щеки горели огнем, а по спине, наоборот, побежал приятный холодок, будто кто-то водил по позвоночнику чуткими, чуть прохладными пальцами.

Еще одно чудо, скоро привыкать начну. Так ведь не бывает... Деда Мороза не существует, кулоны не светятся, письма не появляются из ниоткуда, а Воропаев... Воропаев не может меня любить.