Попутчик не спал совсем. Когда бы я ни открыла глаза, его фигура возвышалась над закругленным белым столиком. Евгений Бенедиктович сидел, подперев рукой голову, и всматривался в мелькавшие огни городов. Судя по кругам под глазами, ночные бдения ему не новы. Бессонница или специфика профессии? Мой отец, например, может ночами не спать: дежурства закалили. Интересно, стоматологи дежурят?
- Евгений Бенедиктович?
- Что? – как ни в чем не бывало, отозвался он.
- А стоматологи дежурят?
Я не увидела – почувствовала улыбку.
- Нет, не дежурят. Смысла нет.
Могла бы и сама догадаться!
- Спите, Вера, спите, - посоветовали мне, - до нашей станции еще далеко.
Я выключилась, точно по волшебству, и не просыпалась до тех пор, пока кто-то не тронул за плечо.
- Вера, просыпайтесь. Доброе утро!
- А? Что? – я замотала головой, отгоняя обрывки сновидений.
- Через сорок минут выходить, - предупредил Евгений и добавил: - Вы часто стонете во сне? Жалобно так. Я уже собирался будить, думал, плохо человеку.
Опять? Преследующая четвертый год беда, с которой я не в состоянии бороться.
- Простите, пожалуйста, - покаялась. – Я что-нибудь говорила?
- Сначала «иди лесом, нехорошая женщина», а потом нечто вроде «темный час перед рассветом, помни», - процитировал стоматолог. – Почти поэзия, особенно про лес.
Остаток времени прошел в умывании, приведении себя в порядок, сдаче белья и подготовке к выносу поклажи. Из всей этой истории с баулами я извлекла ценный урок: впредь, куда бы ни пришлось отправиться, брать с собой только жизненно необходимое. Пожадничала - мучайся теперь. Хорошо Евгению: рюкзачок на плечи, и вперед, а здесь тремя носильщиками не обойдешься!
Сумки мы вытащили. За три ходки, выслушивая нелестное мнение проводниц и пассажиров, но всё же. Пришла пора прощаться.
- Вам точно не нужна помощь? – в который раз спросил вежливый попутчик.
- Нет, спасибо. Меня встретят, – знать бы еще, кто. Элька с папой из-за этого чуть не передрались, мама успела позвонить, пожаловаться.
- Тогда до скорой встречи, коллега. Держу пари, вы станете достойным украшением нашего цирка.
Мы пожали руки и расстались весьма довольные друг другом. Проводив взглядом фигурку с рюкзаком, осмотрелась. Мимо проходили люди, но ни одного знакомого лица я не заметила.
Ох, лучше бы не заикалась! Ко мне бодрым спортивным шагом приближался вчерашний мистер Мускул.
- Какие люди и без охраны! – потер ковшеобразные ладони детина. - Ботаны на выпасе! А кавалер твой где?
- И тебе привет, дядя Степа! Не поможешь?
- Почему нет, помогу, - неожиданно согласился он. - Куда вам, дистрофикам, тяжести таскать?
- Спасибо, - облегченно выдохнула я.
- С тебя шоколадка. Как зовут хоть, языкастая?
- Вера. Сергеевна.
- Толян. Анатолий Геннадьевич.
Подхватив одним махом сумки и чемодан, Анатолий Геннадьевич направился к выходу. Навьюченная пакетами, я едва поспевала следом. Вот это силища у парня! Сидеть без денег не придется: в грузчики возьмут без документов, за красивые глаза и обаяние.
На стоянке приметила знакомый красный фордик с погнутыми номерами, из него выбиралась моя подруга со школьной скамьи Элька Кумачева.
- В багажник всё грузите, – приказала Элла, не сводя серых очей с амбала. - Что не влезет, кидайте на заднее. Куда тебе столько шмотья, Верка? Теть Света сказала, что ты вообще с одним чемоданом, Людмил Борисна ей позвонила и уже отчиталась...
- Элка, тебя не узнать! – воскликнула я, переводя стрелки.
- Ты про платье? – она покрутилась, как балерина. Модное платьице пятидесятого размера трещало на туго обтянутых Кумачевских бедрах, но подруга была в восторге. – Взяла по дешевке, нарадоваться не могу! Порхаю, как бабочка.
Толян звучно хрюкнул. По счастливой случайности его хрюк совпал с хлопаньем багажника, что помогло дяде Степе избежать долгой и мучительной смерти.
- Ну, рассказывай, подруга, - потребовала Элька, когда мы поблагодарили отзывчивого Анатолия и вырулили со стоянки.
- Что рассказывать? – блаженно откинулась на спинку сиденья. Целых десять минут не думать ни о чем…
- Перво-наперво, где такого… гхм… брутального индивида откопала? Только не говори, что сам подошел – не поверю!
- В поезде, - не удержавшись, поведала в лицах вчерашнюю историю.
- Балда, ой, балда-а! - застонала подруга. - Он стопудово клинья подбивал, а ты – «достоинство личности», «банальная эрудиция»! В мужиках главное что? Ум и сообразительность? Ага, щас! В мужиках главное цельность, и чтоб пакеты за тобой таскал. Мы, современные женщины, должны таких ценить, холить и лелеять, а ты...
- Тебя послушай, так Толян – идеал мужчины, - рассмеялась я, прикрывая глаза.
- А что, типичный такой идеальчик! Как по мне, мужик должен быть слегка красивей обезьяны и чуть умнее табуретки. От шибко умных надо держаться подальше. Как представлю, что мой муж будет умнее меня…брр! Аж вздрогну!
***
Домой приехали около восьми. Меня пошатывало после бессонной ночи и от бесконтрольной радости. Войти в родную квартиру, обнять родителей, которых не видела больше года, слышать ворчание разбуженной сестренки – вот оно, счастье.
- Возвращение блудной дочери, - прокомментировала Анька и отправилась к себе в комнату, досыпать.
Меня же потащили на кухню, накормили, напоили, а после допросили с пристрастием. Как доехала? Всё ли в порядке? Ничего не пропало? Как там Людочка? А Сашенька? А когда в гости? Автоматная очередь вопросов о моей московской жизни, госах, дипломе, практике... В роли следователя выступала мама, задавая вопросы и сама же отвечая на них. Отец больше молчал, покуривая трубочку, и лишь однажды уточнил:
- Значит, дочка, ты у нас теперь врач? Хвалю. Жаль только, не по моим стопам пошла.
Когда пришла пора задуматься о профессии, без колебаний выбрала медицину. Жаркие споры разгорелись по поводу направления: папа настойчиво посылал в нейрохирурги, а я упорно сопротивлялась.
- Сама подумай! - втолковывал он неразумной дочери. - Направление редкое – раз, зарплата на порядок выше – два, конкурс меньше – три, место в клинике – четыре. Нервы у тебя мои, зрение прекрасное, руки растут откуда надо и голова светлая. Хирург! А в терапию все ломятся, куда не плюнь – в терапевта попадешь!
Спор я выиграла, не мытьем так катаньем, читай: ослиным упрямством. Папа повздыхал-повздыхал и махнул рукой. Теперь он обрабатывает Аньку, но без особых успехов. Вот у кого действительно отцовские нервы, а упрямства и вовсе на пятерых.
- Да она уже спит, Света, - заметил отец.
Я и вправду клевала носом, мечтая поскорей забраться в теплую постель.
- Ох, да что же это я? – суетилась мама. - Ребенок с дороги, а мы ее мучаем. Конечно, иди, отдыхай, Верочка! Тебе постелить?
- Нет, мам, не надо. Сама, - мяукнула я и, с трудом передвигая ноги, поплелась в спальню. Ночь в поезде совершенно выбила из колеи.
Со стоном блаженства рухнула на кровать, такую мягкую и родную. Привычно сунула руку под матрас, извлекая еще школьных времен дневник и старый альбом с рисунками, пролистала пожелтевшие от времени страницы. В Москве я практически не рисовала – банально не хватало времени, - но скучала без любимого занятия. Ничего, еще наверстаю.
Лежать, обняв подушку и вдыхая знакомый аромат лаванды, могла бы сколько угодно, но вскоре в мою обитель ворвалась Анютка.
- Они сказали, что ты спишь, - расстроенно протянула сестрица.
Сделай гадость ближнему – проживи день не зря, ага.
- Ложусь. Приходи минут через пять.
Не спрашивая разрешения, она с разбегу прыгнула на кровать и приземлилась в паре сантиметров от меня. Анька не изменилась: всё та же угловатая девочка-подросток, теперь пятнадцати лет, она выглядела младше своих ровесников. Встрёпанные каштановые волосы торчат в разные стороны (у отца были такие, пока не поседел), худые, как у жеребенка, ноги и розовая пижама с бегемотами и сердечками - подарок бабушки Тани на Восьмое марта.