И вспоминая, как ушла от них Полин, ее единственная и верная подруга, Анна еще больше заливалась слезами. А там пришел на ум и Петруша, вспомнился его облик и смех, его голос, выводящий строки одного из romance. Его веселость, его азарт, неудержимая жажда жизни. И папенька вспомнился, который не разделит с ней тот счастливый день, когда она ступит под венцы, не увидит ее в подвенечном убранстве, не благословит перед отъездом в церковь старинной родовой иконой Богородицы.
Воспоминания мелькали в голове картинками, наполняли комнату звуками и запахами, которые только Анна слышала и ощущала в этот момент. А потом она вспомнила Рождество одиннадцатого года, и в комнату неслышно ступил Андрей. Сама того не замечая, она стала вдруг улыбаться сквозь слезы, а затем эти ручейки высохли на ее лице. Ушла из души странная тоска, охватившая ее еще недавно. Уползло змеей прочь чувство невыносимого одиночества, уступая место тихой радости, которая наполнила душу при мысли об Андрее.
Она никогда не останется одна. Больше не единого дня…
Так и заснула в умиротворении, думая о будущем, которое ожидало ее совсем скоро, спустя две седмицы. Вспоминая тяжесть широкой мужской ладони, что полностью закрывала собой маленькую женскую ладонь, даря тепло и чувство защищенности перед всем миром…
Глава 50
Анна никогда не могла бы подумать, что когда-нибудь настанет тот день, когда лавки и покупки станут для нее лишь тягостной обязанностью. Ей всегда нравилось заходить в торговые места, разглядывать предлагаемые приказчиками товары, проводить кончиками пальцев по ткани или кружеву, представляя себя в новом наряде, или вдыхать ароматы самых разнообразных эссенций и масел. Мерить платья, которые в будущем ей предстояло показать на своем тонком стане, подчеркивающие ее прелесть, и самые разнообразнейшие шляпки, кружась перед зеркалом и откровенно любуясь своим отражением.
Анна, помнится, мечтала о том дне, когда снова сможет ступить в лавку, имея неограниченный кредит в той, и подбирать себе все, что глянется глазу. Бывало, даже снилось, что она совершает покупки, в то время, когда приходилось если и заходить в лавку, то ростовщика, чтобы отдать в заклад очередную вещь.
«A propos, надобно бы после венчания попросить Андрея выкупить те украшения, что попали в заклад за тот срок», не могла не подумать Анна, вспоминая о прошлых днях. Она стояла, уперев руки в спинку стула, а стоявшая позади нее одна из горничных тетушки затягивала узкий корсет, который с недавних пор снова стали носить, выделяя под платьями тонкую талию и поднимая грудь в корсажах.
— O mon Dieu! — едва выдохнула Анна, когда девушка затянула шнуровку еще туже. Ей казалось, еще чуть-чуть, и ее просто переломят пополам этим корсажем. Да и сможет она после дышать?
— Довольно, полагаю, — проговорила позади нее модистка, окидывая взглядом узкую талию своей заказчицы. А потом покосилась на платье, которое держала в руках, и подумала, не придется ли распускать шнуровку — уж тонковатым для корсажа показался стан теперь, когда Анну затянули в корсет. И верно, платье, в которое аккуратно облачили будущую невесту, оказалось чуть великовато в месте высокой талии, потому модистка тут же заколола излишек ткани.
— Тут придется убрать, — нараспев подражая произношению мастериц-француженок, которых ранее, до войны было полно в Москве, а нынче изрядно поуменьшилось в числе, произнесла модистка.
— Сколько по времени? — обрывисто бросила Вера Александровна, сидевшая в кресле поодаль от места примерки, чтобы не мешать. — У нас нынче три дня до выезда из города осталось. Будет ли готово к сроку?
— Я сделаю все, что в моих силах, — ответила мастерица, уже зная, что поспеет к заданному дню. Благо, то платье, которое еще недавно предназначалось для первого бала дочери одной из ее постоянных заказчиц, почти подошло и в стане, и по росту.
— Не великоват ли вырез-то? — Вера Александровна ткнула пальцем, указывая на тонкую полосу, отделяющую линию высокой талии от груди. — Тут и двух вершков [680] от талии-то нет! В церковь все ж идет… не на балу прелестями трясти!
Модистка взглянула на квадратный вырез платья, значительно открывающий плечи и часть груди Анны, который сама же углубила, радуясь, что пошьет теперь платье в точности как на картинке из французского журнала, что ей принесли при заказе платья. По ее мнению, было невозможным поднимать вырез выше, чем было на нарисованной даме. Тем более, когда прелести той, что будет облачена в это платье, позволяли в полной мере показывать их.