Сжечь, тут же пришло решение в голову. Уничтожить в пламени свечи, как она бы желала стереть любое напоминание о том, что приносило с собой только горечь и боль. Анна взяла свечу со столика и перенесла ее на столик к зеркалу, подвинула к себе тазик для умывания и, поджигая письма одно за другим, стала бросать те в него. Вспыхнуло яркое пламя, которое разгоралось все сильнее и сильнее, пожирая яростно бумагу. Анна не могла не взглянуть на отражение этого огня в зеркале, которое сделало в этот миг углы спальни за ее спиной такими темными и пугающими, а ее собственное таким мистически волнующим. И сразу же вспомнилось гадание давешнее и силуэт мужской, который так пугал ее ранее. Теперь даже тени страха не появилось в душе, когда она смотрелась в зеркало. Потому что отныне знала, что если кто и шагнет к ней из темноты комнаты, никогда не причинит ей вреда, а если и заключит в свои руки, то только благость принесет ей это объятие.
Следующее утро разбудило Анну солнечными лучами и удивительно ясным небом. И это великолепие утра только добавило какого-то подъема в ее душу, наполнило ее удивительной радостью. Как вчера во время возвращения в усадьбу быстро билось сердце, будто снова нашептывая слова: «Vite! Vite!». Анне не терпелось встать под венцы, чтобы после этого мига соединения под церковными сводами никогда более не размыкать рук и не обмениваться втайне от окружающих взглядами, обещающими и влекущими, кружащими голову. По крайней мере, прошлым вечером, когда она ловила на себе подобный взгляд Андрея, Анна не могла не торопить время, подгоняя минуты и часы, оставшиеся до венчания.
— Какая ты красивая! — восхищенно и с легкими слезами в голосе от трогательности момента прошептала Вера Александровна, ожидающая, пока Анна будет готова ехать к венцу.
Анна улыбнулась уголками губ, пытаясь подавить неожиданную нервозность, которая вдруг охватила ее, как только Глаша, закалывающая последний цветок из числа укравших аккуратные локоны Анны, отступила от нее, в последний раз поправив складки кружева фаты.
— Я уверена, твои maman и papa смотрят нынче на тебя с небес и радуются твоему счастью, — Вера Александровна, видя, как подозрительно заблестели глаза племянницы, тут же бросила Глаше: «Ну-ка, подуй-ка барышне на глазки!», и продолжила. — Ну, что ты так растрогалась! Негоже слезы лить в такой день. Хотя нянюшка наша только и говорила мне в день венчания, чтобы хотя бы слезинку уронила. Чтобы после не плакать, будучи женой…
И замолчала, вспомнив, что даже слезы в день венчания не смогли сделать так, чтобы брак с Крапицким был хотя бы сносным, если не сумел стать счастливым. Но то единственное хорошее, что получила в своем замужества — две дочери и только…
— Ну, будет-будет! — похлопала ободряюще по плечу племянницу Вера Александровна. — День-то какой нынче. Даже вон солнце за окошком радуется счастью твоему… Не хмурь так лоб, забудь о слезах! Глаша, ступай тряпицу смочи водой ледяной да барышне к щекам приложи. Излишняя краснота ни к кому ни к лицу. А я в молельную… пойду-ка гляну, подготовили ли все там. Ты туда сразу же, душенька, после ступай. Там благословлю тебя перед венцом, в молельной.
Анна осталась одна, скорее обрадованная подобным мимолетным одиночеством, чем раздосадованная им. Ей надо было перевести дыхание, успокоиться, а сделать это выходило у нее лучше всего, когда она оставалась наедине с собой.
Дом опустел. Приглашенные на обряд венчания и последующее торжество после уже уехали в колясках к церкви вместе с женихом и его семьей. Даже дворня отложила свои дела, чтобы если не в самом храме, так в притворе или вовсе — заглядывая через распахнутые двери в церковь, посмотреть на церемонию, толкаясь среди сельских. Только Анна и Вера Александровна должны были выехать позднее остальных, после благословения первой к венцу, которое по причине старшинства в роде должна была провести тетя Анны. Да еще остались только кучер, что повезет их в церковь, работники конюшни, запрягавшие коляску невесты, украшенную цветами и лентами, девушки, убиравшие Анну к венцу, и поварята, которым велено было наблюдать за огнем в кухне.
Анна повернулась к зеркалу, чтобы в который раз взглянуть на себя, чтобы убедиться, что происходящее ныне вовсе не сон. Что именно ее лицо взглянет из зеркала, что это она облачена в белоснежное убранство невесты. Нет, это была она, Анна. Ведь это ее серо-голубые глаза так блестели сейчас радостным светом, это в ее светлых локонах были закреплены белые розы, и это ее лицо отражалось в зеркале в обрамлении кружева фаты.