– Точно, – Вилен Сергеевич не обиделся, наоборот, сделал галантный жест. – Вам бы, Анечка, я проиграл с большим удовольствием. А в разговоре с вами, что мне особенно приятно, требуется выглядеть умным, даже остроумным, начитанным.
Тамара Лонгина, услышав комплимент произнесенный ее мужчиной в адрес другой женщины, забеспокоилась.
– Вилен, – сказала она строго, – строители обещали разобрать пепелище еще на той неделе. Неужели тебе было трудно проконтролировать? Мы же в России… Здесь всегда будет мало одних рыночных отношений. Тебе ли это не знать?
– Но, Тамарочка, мы же решили в первую очередь заняться забором.
– Мы так решили? – удивилась мачеха Тамара. – Ты ничего не путаешь? Ты хочешь сказать, что я планировала пикник с видом на пожарище? Шашлыки на углях от родимого дома? Вряд ли кто-то из присутствующих получит от этого большое удовольствие.
– Я предлагаю расположиться в том конце, где беседка, заросший пруд, кусты крыжовника, – Вилен Сергеевич вытянул руку в нужном направлении. – Там прекрасный вид, только чуть-чуть потревоженный стройкой.
– А крыжовник вы тоже вырубите? – спросил Иероним.
– Еще не решили, – сказала Тамара. – Между прочим, откуда там столько крыжовника?
Иероним улыбнулся какой-то не относящейся к присутствующим улыбкой.
– Я тогда в школе проходил рассказы Чехова. «Ионыч», «Человек в футляре», «Крыжовник»… Отец любил читать вместе со мной по школьной программе, а потом обсуждать прочитанное, вызывал меня на спор, заставлял обзаводиться собственным мнением. Вот и «Крыжовник» он прочитал в один из вечеров, спросил меня после: «Йорик, ты думаешь – это пошлость?» Думал еще пару дней. Опять подозвал меня и говорит: «Это, конечно, пошлость, но… Крыжовник я все равно вон там посажу, потому что это хорошо, потому что после того, как Антон Павлович о нем написал, это уже не только пошлость». Я помню, пришла целая машина с кустами крыжовника. Отец вкапывал кусты и бормотал что-то из Блока. «Пред этой пошлостью таинственной…» Или что-то вроде этого…
Все, замолчав, смотрели на Иеронима. Он спохватился, в глазах его мелькнул испуг, и сразу за этим забегали злые огоньки. Иероним оглянулся по сторонам – он что-то искал или вспоминал. Вдруг он быстро пошел к старому деревянному забору, исчез по пояс в иван-чае. Было видно, как он возится с какой-то длинной палкой, а появился он со старой ржавой косой в руке.
– Крыжовник – это пошлость, – сказал он, а потом подмигнул Тамаре и спросил на особый манер, где-то им подсмотренный: – Что, хозяйка? На бутылку накинешь, так мы его в момент вырубим. Ни прутика не оставим, ни ягодки. Это мы враз, ты только накинь, не жмись…
Он повернулся и широкими шагами направился к зарослям крыжовника.
– Йорик, ты что собрался делать? – окликнула его мачеха Тамара, но он даже ухом не повел. – Не делай глупостей, я еще ничего не решила. Может быть, это действительно неплохо – крыжовник. Северный виноград и все такое… Иероним, остановись! Что ты опять выдумал?
Иероним в это время остановился перед крайним кустом, смерил его взглядом, как противника в кулачном поединке, размахнулся и ударил косой в лиственную гущу что было сил. Куст выдержал, самортизировал и отбросил косу назад. Тогда косарь взялся за древко на самурайский манер и нанес еще несколько яростных ударов. Металлическая часть, то есть сама коса, только мешала ему. Листья летели в разные стороны, но стебли держались.
– Сладку ягоду рвали вместе! – не пел, а орал противным голосом Иероним, не прекращая избиения кустарника. – Горьку ягоду я одна!
– Иероним, это не смешно, – сказала мачеха Тамара, хотела еще что-то добавить, но Вилен Сергеевич ее остановил.
– Я, пожалуй, займусь шашлыками, – сказал он, направляясь к машине. – Вы мне поможете, Анечка?
– Шашлык не терпит женских рук, – ответила Аня.
– А я вам хотел предложить сервировку стола. Ну, в крайнем случае, нарезать лук колечками.
– У меня, кажется, уже есть неотложное дело. Мне бы рукавицы, топорик, нож?
– Посмотрите вон там, возле строительного вагончика…
Глядя, как супруги Лонгины с двух сторон наступают на кусты крыжовника – Иероним яростно и бестолково, Аня же спокойно и сноровисто – Вилен Сергеевич задумчиво произнес себе под нос:
– Не приведи, господи, увидеть вам настоящую русскую семью, бессмысленную и беспощадную….
Так погиб крыжовник на участке Тамары Лонгиной. Иероним после физической нагрузки успокоился, а после глупого, неадекватного поступка испытывал некоторое смущение. Его теперь старались не задевать, мало ли что он еще выкинет, подожжет. За дом, правда, можно было уже не опасаться.