– Погодите еще минуточку. Поверьте, что у меня есть цель, и я уже выбрал средства. И если я веду сейчас себя бестактно, значит, так нужно для меня и для вас. Поэтому не сердитесь раньше времени. Меня очень беспокоит Иероним…
– У вас с ним какие-то совместные дела? – спросила Аня, вспомнив свой разговор с Никитой Фасоновым.
– Я буду откровенен, насколько это возможно. Я принимаю в Иерониме активное участие. Упреждая ваше ироничное замечание, скажу, что совсем не бескорыстно. Вы не могли не заметить, что дела Иеронима за последний год стали весьма успешны. Мало сейчас в России таких успешных художников, как Лонгин.
– Вы являетесь его продюсером?
– Неофициально.
– А Тамара Леонидовна?
– Ее можно назвать вдохновителем, идейным лидером нашего предприятия.
– Музой?
– Музой нашего художника являетесь вы, – Вилен Сергеевич легонько, подушечками пальцев, коснулся руки Ани.
– Значит, я тоже являюсь членом вашего совместного предприятия, пусть и в качестве музы?
– Как вы правильно все понимаете, Анечка! – Вилен Сергеевич даже придвинулся к ней несколько ближе. – С вами так легко разговаривать. Вы просто схватываете на лету. Именно поэтому я хочу предложить вам более конкретные обязанности, чем этой самой музы художника, с соответствующей оплатой. Ведь музе, насколько я помню греческую мифологию, ничего особенного не было позволено. Бродили они за своим Аполлоном по Парнасу, пили водичку из этого источника вдохновения…
– Иппокрены.
– Вот-вот. Аполлон, как полноправный бог, закусывал на Олимпе нектаром, а девушки его, то есть музы, перебивались, как придется. Что-то, безусловно, им перепадало, но это крохи. Поэтому они и ходили за Аполлоном таким табуном. Не было у них материальной независимости, отсюда их несамостоятельность, подчиненность…
– Вилен Сергеевич, вы замечательно интерпретируете греческую мифологию, – похвалила его Аня.
– Высшая партийная школа, Анечка. Уроки пропаганды и контрпропаганды. До сих пор помогает мне и выручает. Как журналисту – будущему пропагандисту и агитатору – могу вам дать почитать конспекты. До сих пор храню… Так вот. Я предлагаю музе этот самый нектар…
– …и амброзию, – добавила Аня.
– Что? – не понял Пафнутьев.
– Ну, на Олимпе давали в комплексном обеде нектар и амброзию.
– Первое и второе? Надо запомнить…
– Значит, вы предлагаете ввести меня на Олимп? И что за работу вы мне предлагаете? Нектар так просто не дают.
– И амброзию тоже, – добавил Вилен Сергеевич, повторяя новое для него слово. – Работа ваша будет очень простая. Прямо по вашей специальности. Да вы сейчас уже ее выполняете.
– Каким же образом?
– Говорите со мной. Просто говорите, а за это будете получать хорошие деньги…
Если бы Аня закусывала в данный момент, она бы поперхнулась, даже нектаром или амброзией. Ей пришла в голову неожиданная мысль: а не извращенец ли господин Пафнутьев? Не попросит ли он сексуальных сеансов по телефону? Рассказывайте, Анечка, рассказывайте… Но она ошиблась.
– Я буду платить вам за регулярную информацию, – сказал Вилен Сергеевич и добавил, только выдержав паузу, – о вашем муже…
– Рассказывайте, Вилен Сергеевич, рассказывайте.
Пафнутьев взглянул на нее с подозрением, но продолжил:
– Мы зарабатываем сейчас неплохие деньги, а перспективы сулят нам гораздо большее, несоизмеримо большее…
– Но, простите, Вилен Сергеевич. Ведь вы продаете картины Иеронима? То есть зарабатывает фактически он. Покупают же именно его?
Пафнутьев ответил не сразу. Какое-то время он смотрел перед собой, потом наклонился, поднял с земли камешек и бросил его в пруд.
– Вы видите, Анечка, эту зеленую ряску? Это и есть картина вашего мужа. Если ее собрать в одно ведро, получится немного зеленой тины, грязи. А продается пруд. И этот пруд создал я. Никто не купит ведро вонючей, болотной травы. Всем нужен прохладный пруд, со скамеечкой и красивой женщиной на берегу…
В том месте, куда упал камень, еще покачивалось блюдечко темной, кофейной воды, становясь все меньше и меньше, затягиваясь опять зеленью.
– Все так и должно быть. В этом деле нужна тишина, расчет, спокойствие. А Иероним импульсивен, непредсказуем. Я не знаю, что он выкинет в следующее мгновенье, что взбредет ему в голову. Так работать невозможно, так нельзя просчитать ни одного хода. А я привык играть, заглядывая на несколько ходов вперед. Поэтому вы будете наблюдать за своим мужем и информировать меня о его работе, мыслях, поступках. Я должен знать все: с кем он общается, что читает, что записывает, какие сайты посещает по Интернету, что ел за ужином и, извините, как исполнил свои супружеские обязанности… Любая информация, которая для вас обыденна, мне может сказать очень многое. Вы меня понимаете?