– Почему? Может, я позвоню сейчас в ваш отдел, а мне ответят, что такого следователя у них нет?
Старушка у нее получилась очень бдительной. Аня заигралась. Надо было открывать следователю, к тому же понятно, по какому делу он пришел, но Ане стало мучительно стыдно за свое невзрослое поведение, и она тянула время. Убийство, следствие, а она откровенно валяет дурака. Жена убийцы, называется!..
– Звоните, звоните, – в голосе следователя Корнилова за металлической дверью проскользнули первые металлические нотки. – Я могу подсказать вам телефон следственного отдела.
– А вот этого не надо, – отозвалась бдительная бабуля. – Дадите мне подставной телефон, а там ваши сообщники все подтвердят. У самих телефонный справочник имеется. Вы из районного отдела или из местного отделения?.. А потом у вас фамилия не следовательская…
– А какая же?! – воскликнул следователь.
– Генерал был такой – Корнилов. Потом поэт Борис Корнилов, муж Ольги Берггольц. Между прочим, репрессирован и расстрелян. Фамилия у вас какая-то белогвардейская, антисоветская. Как вас с ней в органы-то взяли?
– Бабуля, я к вам по уголовному делу, а вы мне здесь лекции по истории и литературе читаете!
– А у вас еще и нервишки пошаливают. Какой же вы следователь? Еще и Корнилов. Берут теперь в органы кого попало, вот и развалили всю юстицию с юриспруденцией…
Бабка хоть и ворчала, но дверь все-таки постепенно, на третьем замке, открыла.
– А где бабуля? – следователь вытаращил глаза и задал вопрос из знаменитого гайдаевского фильма.
– Я за нее, – машинально ответила Аня.
– Ничего не понимаю, – сказал следователь, и это было уже из мультфильма.
Следователь был коротко пострижен, но борцовско-боксерский бобрик не делал его лицо ни суровым, ни страшным. Глаза у него были довольно выразительные, но смотрели не прямо. Вообще, он как-то все время поворачивался, как пристяжная лошадка. Казалось, что Корнилов был или стеснительным, или смешливым, а, может, и то, и другое сразу.
– Поступаете в театральный? – спросил следователь, когда Аня закрыла за ним дверь.
– Неужели я сыграла на уровне абитуриентки?
– Значит, дипломный спектакль?
– А как насчет заслуженной артистки республики?
– Да вы и для диплома еще слишком молоды, – Корнилов прервал серию из одних вопросов.
– Для таких комплиментов я еще действительно не созрела, – сказала Аня разочарованно. – Проходите, следователь Корнилов. Но не чувствуйте себя, как дома.
– Откуда такое негостеприимство по отношению к нашему брату?
– А с вами надо быть все время настороже. Поднимайтесь сюда, на антресоли. Мы здесь обычно принимаем гостей. Присаживайтесь. У нас в классе был такой рыжий хулиган. Все время больно щелкал по лбу или делал «сливку». Не знаете? Это когда двумя пальцами стискивают нос, и он становится синим, как слива. Или «саечка»… «Саечку» вы знаете. Так вот, все девчонки его знали хорошо, и как только он приближался, поднимали портфели или мешки с обувью для удара. Он тогда стал хитрить. Попросит задачку помочь сделать или что-нибудь по секрету захочет сказать, а сам – хвать за нос! Вот и следователи все такие, рыжие. Только один сразу за нос хватает, а другой поближе подлезет, поразговаривает, а потом как схватит за нос или за ухо…
– За ухо – это еще не беда, – усмехнулся Корнилов. – Вот в ухо – это уже серьезно… Кстати, а когда придет Анна Алексеевна?
Аня удивленно посмотрела на следователя.
– Что такое? – он правильно прочитал ее взгляд. – Неужели это вы? Вы не обидитесь, если я попрошу вас показать мне документики. Чтобы снять все вопросы, так сказать…
Он так по-милицейски произнес «документики», что Аню передернуло. Она спустилась в прихожую, как всегда, долго рылась в сумочке, прежде чем найти свою двуглаво-орловую паспортину. Немного подумав, вложила в него сторублевую бумажку и вернулась к гостю.
Корнилов взял паспорт. Полистал его, достал купюру двумя пальцами, как насекомое.
– А это что такое?
– Закладка. На какой странице я остановилась. Вы, наверное, недавно в милиции? Не знаете, что лицу при исполнении пустой документ не подают.
Корнилов засмеялся, довольно сильно постукивая себя по носу указательным пальцем.
– Вы обиделись, Анна Алексеевна, а теперь решили обидеть меня, – сказал он. – Я понимаю. Пришел в чужой дом незванно, уселся тут, да еще и документы у хозяев спрашивает… У нас такой случай был на участке. На лестнице нашли труп. Стали опрашивать соседей. Один оперативник позвонил в дверь. Открывает ему парень. Опер его опросил, к тому же тот ему какие-то детали важные рассказал. Один записал, другой расписался. А на следующий день к нам обращаются хозяева этой самой квартиры по поводу кражи. Опер, оказывается, разговаривал с квартирным вором, даже снял с него свидетельские показания. А если бы спросил документы…
– Вы это сейчас придумали? – перебила его Аня.
– Только что, – вздохнул Корнилов. – А что, плохо получилось? Неправдоподобно?
– Не очень… Хотите кофе?
– А можно чаю… зеленого?
– За здоровьем своим следите? Ведете правильный образ жизни?
– Нет, просто люблю. Как говорят китайцы, чань чи ча.
– Я сначала заварю вам зеленый чай, у нас как раз есть очень хороший, даже настоящий, а потом вы мне скажете, что это значит. Или вы опять соврали?
Она встала, и следователь тоже встал.
– Видимо вы не большой специалист в зеленом чае, – сказал Корнилов. – Позвольте мне уж самому его заварить.
– Сделайте одолжение, – сказала Аня.
Они прошли на кухню, в Анины владения. Сюда, в основном, она и вкладывала свои деньги и теперь по праву гордилась ее комфортом, чистотой и даже дизайном.
– У вас тут довольно мило, – сказал Корнилов, оглядываясь вокруг и чему-то ухмыляясь.
– Вы попали не в мещанское болото, а на современное производство завтраков, ужинов и домашних заготовок. Поэтому ваши ухмылки тут неуместны, – заметила Аня.
– А я и не сомневался, – он пожал плечами. – Евроремонт, в холодильнике европродукты, в продуктах – еврокалории.
– Вам, видимо, не очень нравится «евро»?
– Предпочитаю Восток, – Корнилов сложил ладони и закивал, как китайский болванчик.
– Похвально, что у следователя вообще есть какие-то предпочтения, кроме уголовного кодекса и стакана водки в конце рабочего дня.
– Стереотипами питаетесь, – обиделся Корнилов.
– Послушайте, следователь Корнилов, – строго сказала Аня. – Вы еще даже словом не обмолвились о цели вашего визита, а уже стоите тут на моей кухне, пытаетесь быть остроумным, чай вот собираетесь заваривать. Не кажется вам, что пора выпускать злого следователя?
– Не понял.
– Вы же работаете попарно – добрый и злой следователь. Добрый уже был, понаврал тут всякого, а теперь, Корнилов, запускайте гориллу. Или вы сочетаете в себе два этих качества, как в китайской философии: черная и белая рыбки, кусающие друг дружку за хвост?
– Вы имеете в виду знак «тай-цзи», «великие перемены»? Вы все правильно говорите, но я хочу усыпить ваше внимание процессом заваривания чая. Вы и не подозреваете, насколько коварно может заваривать чай простой российский следователь…
Корнилов долго манипулировал с фарфором, кипятком и сухой китайской травой.
– Чань чи ча, – повторил он и на этот раз перевел: – Чань есть чай. Имеется в виду, что чань-буддизм и чай – это одно и тоже. Сейчас мы будем чай женить…
Следователь три раза вылил из заварного чайника мутную жидкость и столько же раз залил ее обратно.
– Вы будете пить чай? – спросил он Аню.
– Выпью за компанию, – кивнула она.
– Тогда давайте сюда ваши руки.
Корнилов вместо фарфоровой крышечки накрыл горячий чайник своей ладонью. Потом заставил Аню сверху положить свою ладонь, затем опять легла его ладонь, а уже последним слоем стала ее левая рука.
– Вам не горячо? – спросила Аня.
– Ни капельки. Надо только расслабиться. Расслабились?.. Теперь подумайте о чем-нибудь хорошем, – сказал Корнилов.
Аня закрыла глаза, хотя он об этом не просил. В голову сначала лезла всякая чепуха и ничего действительно хорошего. Девушка попробовала сосредоточиться, но тут откуда-то из художественной коллекции подсознания выплыл автопортрет художника Василия Лонгина с мачехой. Третьей фигурой на портрете был Вилен Сергеевич с торчащей из уха рукоятью заточки.