Леонидик. Устала?
Лика. Ужасно. (Оглядела комнату.) Марат не приходил?
Леонидик. Вернется. Ты сводку сегодня слушала? По-моему, на юге мы готовим… нечто.
Лика. Если бы и у нас!… Прорыв блокады – знаешь, сколько раз я его во сне видела?…
Леонидик (очень ласково). Отдохни… У тебя была нелегкая работа сегодня.
Лика. Невеселая – так будет вернее. (Легла на тахту.) Мне только одно страшно – мы ко всему привыкли… привыкли.
Леонидик. Что ж… Это поможет нам.
Лика. Где?
Леонидик. На войне.
Лика (вдруг удивилась). Ты уйдешь на фронт?
Леонидик. Осенью нас, наверно, призовут – мы ведь с Маратом одного года.
Лика (усмехнулась). А вдруг ее никогда не будет… осени?
Леонидик (задумчиво). Ее можно и не дожидаться.
Лика (поглядела на него). Что ты задумал?
Леонидик. Пустяки. Пользуюсь своим бедственным положением и ни о чем не думаю. Он ведь всего второй день на воздухе. Сидел на уцелевшей скамеечке и смотрел, как вы убирали двор, выносили мертвых. (Помолчал.) Мы возьмем мебель из соседней квартиры?
Лика. Я не хочу. Обойдемся. (Вдруг вскрикнула.) Где Марат?
Леонидик. Вечером обстреливали центр – он мог заночевать у кого-нибудь.
Лика (взволнованно). У кого?
Леонидик. Он же не один ремонтирует водопровод – у него друзья там… Помнишь, он рассказывал: какой-то легендарный Юра Шейкин и совершенно необыкновенная Света Карцева.
Лика. Света… Светлана. Назвать девушку, как завод!
Леонидик (улыбнулся). Ты что шумишь?
Лика (вскочила с тахты). Остался, видите ли, ночевать… Воображаю! Ты просто не знаешь этого Евстигнеева!… К тому же врун… Врет, врет! – каждую минуту… Как-то приносит триста грамм пшена. Я спрашиваю – откуда? Он говорит: девочка в прорубь упала, я ее спас, родители отблагодарили. А потом выясняется – никакой он девочки не спасал, а просто выменял крупу на свою меховую шапку… И это не все, ты еще ужаснешься, Леонидик!…
Леонидик. Хорошо, ужаснусь. Но не сейчас. Как-нибудь попозже, ладно?
Лика (рассердилась). Тебе что, неинтересно про Марата?
Леонидик. Интересно, но не всегда.
Лика (неодобрительно). Ты какой-то замкнутый… (С некоторым интересом.) Слушай, а ты действительно пишешь стихи?
Леонидик (улыбнулся). Делаю попытки.
Лика. Прочти.
Леонидик. Они плохие. Ни к черту не годятся.
Лика (с сомнением). Ты просто красуешься.
Леонидик. Нет.
Лика (удивилась). Зачем же ты их пишешь?
Леонидик. Надежда не оставляет – а вдруг напишу хорошие.
Лика (фыркнула). Ты смешной…
Леонидик. Можно умереть с хохоту.
Лика. А чем щеку так измазал? Дай-ка вытру… вот наслюнявлю платок и… (Засмеялась.) Так всегда с малышами…
В комнату вошел Марат.
А глаза-то у тебя какие синие, вот это синие так синие!
Марат (писклявым голоском). Синие-пресиние.
Лика. Маратик!
Марат. Никто иной.
Леонидик (весело). Я же говорил – вернется.
Лика. А что у тебя с рукой? (Вскрикнула.) Ты ранен?
Марат (небрежно). Было дело.
Лика. Какое?
Марат. Ладно, замнем.
Леонидик. Мог бы и не так грубо… Лика о тебе весь день беспокоилась.
Марат. Делает честь. Отзывчивая девушка. Салям алейкум.
Лика. Ты что болтаешь?
Марат. Я-то не болтаю… (Обернулся к ним, резко.) Немецкого парашютиста в плен взял.
Леонидик. Ты?
Марат. Нас вчера вместо водопровода в район Кировского завода отправили, на оборонительные укрепления… Там прохудилось кой-чего. Ну, к вечеру мы все чин чином подняли на должную высоту, а тут обстрел начался… Мы в укрытиях и заночевали. Ночью проснулся, дай, думаю, погляжу, чем кто дышит. Вышел – темнотища, дождик накрапывает… И вдруг вижу, неясно так – человек ползет к разрушенному дому. Я за ним – стой, гад!… Он сопротивляться: ножом по руке полоснул. Не помогло. Обезоружил и после короткой борьбы сдал подоспевшим бойцам.
Лика (погладила его забинтованную руку). Ты… настоящий человек, Марат.
Леонидик. Молодец. Тут уж ничего не скажешь. Завидую… Евстигнейкин. (Внимательно поглядел на них и медленно вышел из комнаты.)
Лика (тихонько). Я так за тебя волновалась.
Марат (вдруг с нежностью). Правда?
Лика. Ты совсем другой стал, Марат, не такой, как прежде… Ты куда-то от меня уходишь. Не уходи… Вспомни, как нам хорошо было.
Марат. А я все время помню. (Долгое молчание.) Это не я, это ты уходишь… Мне даже иногда кажется – ты совсем ушла.
Лика (тихо). Нет… (Очень нежно.) Я здесь, Марик. (Поглядела на него.) Что ты?…
Марат (яростно). Ой, ненавижу себя… Жалкий человек.
Лика (недоумевая). Почему?
Марат. Ладно… к черту! (Прошелся по комнате.) А теперь слушай: с отрядом надо распрощаться; ты способна на большее. Я говорил о тебе в госпитале; пойдешь туда работать сиделкой…
Лика. Тебе когда перевязку делали?
Марат. На рассвете.
Лика. Я сделаю новую.
Марат. Ни к чему. Учти – в госпитале работа такая, что наплачешься. Но надо. Надо, поняла?
Лика. Я все-таки перевяжу тебе руку. У меня индивидуальный пакет есть… нам в отряде дали.
Марат. Не хочу – ясно? Поработаешь месяц-другой сиделкой – сдашь на медсестру. И людям добро, и ты не в убытке. Согласна?
Лика. Да… Рану промывать надо. Обязательно, Марик… (Берет его руку.)
Марат. Не смей, тебе говорят!…
Лика. Но я умею. Нас в отряде всему научили. Я просто красиво тебе все сделаю, увидишь.
Марат (вдруг как-то сник). Ладно…
Вернулся Леонидик, остановился в дверях.
Лика. А теперь не шевелись. Тихонько сиди. (Осторожно стала разбинтовывать повязку.) А немец был сильный?
Марат. Да.
Лика. Очень большой?
Марат. Обыкновенный.
Лика сняла повязку и долго смотрела на его руку.
(Неуверенно.) Немец был – будь здоров.
Лика обернулась, увидела Леонидика.
Лика. Какая рана глубокая… Сейчас я ее промою. Вот так… (Поглядела в глаза Марату.) Что… больно?
Марат (тихо). Очень.
Лика (начала бинтовать ему руку). Пройдет.
Леонидик (подошел к Марату, легонько ударил его по плечу). Терпи, брат…
Лика (резко). Не трогай его.
Солнечный светлый день. В комнате одна Лика, она стирала какую-то мелочь. Вошел Марат – возникло неловкое молчание.
Марат (не то робко, не то нагло). Привет!
Лика. Утром мы виделись.
Марат. Тонко замечено. (Помолчал.) Где Леонидик?
Лика. Вышел погулять. С завтрашнего дня врач разрешил ему работать.
Марат. Ай да врач. Ай да Леонидик. Ай да мы, которым он обязан.
Лика тоскливо вздохнула.