— Это не Владыка Бурияр, — сложил в своей отсыревшей черепушке мозаику Сигурд. — Это все они! Они! Обманщики! Не бойтесь, братья, опасности нет, доставайте мечи! Покажем им, что с нами шутки плохи!
— Отрубить им головы!
— Отрубить им руки!
— Может, лучше сначала все потушить? И, вон той, точно рубить ничего не надо, ей еще проклятье снимать, — робко встрял в разговор кто-то.
— Напоминаю о тяжелом налоговом бремени, которое полностью ляжет на ваши плечи, — вставил свою ремарку Иларион.
— Руби! — к несчастью, в головах парсийцев не осталось ничего, кроме чистой обиды.
Глаза Лукьяна ярко сверкнули, похожие на жидкое золото от концентрации плескавшейся в них магии, и пламя мгновенно погасло.
Все вокруг вернулось к своему изначальному виду, не осталось даже пятен копоти на стенах.
На корабле повисла тишина.
Парсийцы словно воды в рот набрали.
Никто из них не двигался.
Гордей замер, недоуменно хлопая глазами.
Платон прикрыл лицо ладонью.
Лукьян отряхнув ворот шубы раскинул руки и выжидательно уставился на меня нежным веселым взглядом.
— Что? — не поняла я.
— Я больше не горю.
— Я за тебя рада?
Взгляд Лукьяна мгновенно скользнул к Гордею, и ничего хорошего в этом взгляде не было. Если бы я не была в шубе, мне бы непременно стало холодно от такого взгляда. Так холодно, что я бы лучше сгорела на месте, чем продолжила подвергаться этой изощренной ментальной пытке.
Гордей наверняка почувствовал тоже самое и едва заметно поежился.
— И чего ты на меня вылупился?
— Это ты вылупился, — простонал Платон, так и не отняв ладонь от лица. — Причем только что, судя по всему. Из яйца. Или как там еще всякие гаденыши появляются на свет? Вылупился, а уши не расклеились. Тебе же ясно сказали ничего не поджигать!
— Сколько каламбуров ты способен впихнуть в одно предложение? — между делом поинтересовалась Евжена.
— Столько, что на ответ тебе не хватит воздуха, — подмигнул ей Платон. — Потому что ты будешь задыхаться, — принялся пояснять он, когда увидел, что выражение лица Евжены нисколько не изменилось, — от смеха.
— Ты не такой забавный, как тебе кажется, — наконец резюмировала она.
— Это он?! — ахнул Ивар Белобровый, тыча дрожащим пальцем в сторону Лукьяна, в глазах призрака отразился настоящий ужас, словно пушистый кролик, которого он гладил несколько часов подряд вдруг обернулся кровожадным чудовищем и должен был вот-вот откусить ему ногу. — Нет-нет-нет. Ему нельзя здесь находиться. Мы не должны с ним разговаривать. Не должны.
Он как будто бы разговаривал с кем-то невидимым, периодически кивая головой и бормоча что-то себе под нос.
Да уж, судя по всему, говорите вы преимущественно — с собой.
Лукьян посмотрел на него с непередаваемой смесью торжества и досады во взгляде.
— И кто же я? — незаинтересованным голосом спросил он.
Но на этот вопрос так никто ничего и не ответил.
Нас просто вытолкали с корабля на пристань, не забыв напоследок испуганно позыркать на светлейший лик господина Хилкова из-под рогатых шлемов.
— А как же проклятие? — бросила я в спину улепетывающему по скользким доскам парсийскому капитану. — Наша сделка? Групповой тур в преисподнюю по баснословной цене?
По правде говоря, я почти понадеялась, что импровизированный спектакль сработал настолько хорошо, что парсийцы решили — себе дороже, мы поймаем букет в следующий раз.
Но — нет.
— Ждем вас к утру с хорошими новостями, — скороговоркой проговорил Ивар Белобровый, нервно оглянувшись через плечо на недоуменно хлопающего глазами Лукьяна. — Двести лет назад мы кое-что сделали, и за это нам досталось на орехи. Сами разберетесь. В конце-концов, у вас есть предсказатель. Да еще и… именно такой!
На последних словах он встретился взглядом с Лукьяном, подавился воздухом и махнув на все рукой бросился к своему кораблю. После того, как последний парсиец скрылся на борту, трап резво убрали, и судно растаяло в ночном тумане, оставив нас с горящими над головами знаками вопроса.
Черный цветок клевера на моей ладони начал постепенно светлеть, что означало — время пошло, и, когда он полностью поблекнет, нам лучше бы что-то придумать.
— Я надеюсь, кто-нибудь, по крайней мере, запомнил название корабля?
— Ну что, планировщики, — едко буркнул Гордей, пнув в сторону какой-то камень, — довыпендривались?
И, наверное, впервые в жизни никто не набросился на него в ответ.
Глава 35
Над нами возвышался огромный замок.