— Очень на это надеюсь. Можете встать поближе к моей невесте. Вдруг случится так, что ей на голову упадет бюст Луланы.
— А вам разве не будет ее жалко?
Емельян Флорианский округлил глаза.
— Нет, — с очень знакомой мне интонацией хохотнул он. — Нет, почему мне должно быть ее жаль? Я ее даже не знаю!
И в самом деле.
Один в один.
Глава 41
Свою невесту Емельян Флорианский никогда не видел и более того — видеть не хотел.
На браке настаивала его авторитарная матушка, стремящаяся поправить семейные дела.
Отец Емельяна любил читать, и от того семейное состояние висело буквально на волоске, ведь книгопечатание только-только зародилось, и иные книги стоили как целая конюшня лошадей с конюхом в придачу.
Графиня, решительно не понимала этого увлечения и старалась переучить мужа на, так скажем, аудио-формат, а именно — светские сплетни, но успеха ее инициатива не имела, долги, накопленные в местной букинистической лавке с чего-то нужно было выплачивать, и лучше бы с чего-то не своего, ведь Флорианские еще не сделали себе состояние на имперских военных походах.
Поэтому договорной брак любимого сына, который имел привычку читать разве что нехорошие слова, которые сам же и писал на соседских заборах, казался графине идеальным решением.
Барышня из богатой, но не слишком высокородной семьи весьма удачно давно вздыхала по Емельяну, дело было только за родителями.
Им удалось сойтись на приемлемых для обеих сторон условиях.
У самого же молодого графа были совсем иные планы.
Он предлагал такие варианты как поджечь букинистическую лавку, сказать, что батя не их, они его не знают, и вообще он не мог, потому что не умеет читать, да и зрение у него на старости лет как у крота, на худой конец — он готов был пойти в пираты.
Пара потопленных парсийских кораблей, нагруженных мехом — и проблема была бы решена.
А все потому, что у него уже была возлюбленная.
Аничкова Акулина Андреевна.
Которая не устраивала его матушку в следующем — она очень любила писать. Письма, да к тому же любовные по большей части, но — где писать, там и читать полюбить недолго, а это — очень дорого.
Так что кандидатура Акулины Андреевны была решительно отброшена прочь.
Я чуть было не заорала на весь переулок:
— Кого?!
Но вовремя прикусила язык.
По легенде Акулина Андреевна была ревнивица, обманщица и изменщица (а вовсе не обладательница золотого членского билета городской библиотеки), которая мало того, что водила своего жениха за нос, так еще и, когда его терпению пришел конец, он расстался с ней и нашел девушку на змею совершенно не похожую (на кобру, в общем — не в очках), Акулина Андрееевна так расстроилась, что обратилась злым духом и испортила его свадьбу.
Портрет, который нам рисовал Емельян Флорианский, соответствовал этому описанию лишь в одном.
Накануне Святой ночи, когда влюбленные договорились встретиться в этой полузаброшенной гостинице, подальше от посторонних глаз и сбежать на первом же корабле, отплывающем в Азарский алтынат, сердце Акулины Андреевны передумало.
Ей даже не хватило духу сказать все это Емельяну Елисеевичу в лицо.
Она лишь через слуг передала ему записку и, по слухам, буквально за несколько часов охватившим столицу, сбежала к какому-то состоятельному любовнику в Парсию.
Разумеется, Емельян не поверил этому.
Да и кто бы поверил?
Чем ее мог привлечь парсиец?
Парсийцы, как правило, писали за всю жизнь одно единственное письмо, и это было — завещание.
Емельян Флорианский бросился к Аничковым, но те смогли показать ему только письмо, в котором она попрощалась с ними и извинилась за тот позор, который навлекла на семью своим неблаговидным поступком. Она объяснила, что не хочет разрушать будущее Емельяна и боится, что если не исчезнет из поля его зрения, то он так и не сможет сделать правильный выбор.
Звучало все это…
— Очень подозрительно, — стряхнул пепел со штанов Лукьян.
— Я тоже так думаю, — кивнул Емельян Флорианский. — Акулиночка так поступить не могла. Она всегда поступала правильно и честно. Я никогда не слышал ни о каких любовниках, да и слухи все эти взялись буквально из ниоткуда. Так что я решил проверить гостиницу, и ситуация стала еще более странной.
Я начинала догадываться что именно заставило его плакать.
Само построение фраз наталкивало на эту мысль.
— Почему? — спросила я.
Взгляд Емельяна помрачнел.