Словно там был какой-то прогресс.
Я обалдевала от наглости этого старика.
Потому что все то время, что он говорил, я следила за выражением лица графа.
И это выражение не было хорошим.
Да — он был строг с Платоном.
Да — он редко обращал на него внимание.
И да — он ни разу даже не поздравил его с днем рождения, потому что в этот день он каждый год запирался в своем кабинете, шел в потайную комнату, где висел портрет матери Платона, и подолгу смотрел на него, безмолвно рыдая.
Но.
Но он снова женился, и он очень старался выглядеть хорошим парнем перед матерью и передо мной, и я начинала думать, что если он так поступил, то, возможно, он наконец решил отпустить свое горе. И если это так, то наверняка — где-то глубоко в душе он захотел бы наладить отношения и с Платоном.
И, ну, отношение к Платону в реалиях аристократического общества — это во многом отношение и к самому графу. Господин Бонье сейчас завуалированно назвал Платона тупым, что означало одно из двух: тупой была покойная графиня или сам граф. И за любой из вариантов граф вполне мог бы господина Бонье вызвать на дуэль, а после размазать по панорамному окну.
— То есть вы хотите сказать, что не справляетесь даже с Платоном? — прогрохотал граф. — Дафнюшка, ты точно хочешь заниматься у этого человека?
— Я хочу учиться вместе с братом, — сказала я. — Если ему не нравится господин Бонье, то и мне тоже!
Господин Бонье выглядел так, словно я ударила его в челюсть.
Потому что следующими словами графа были:
— Фекла, приведи Платона. — приказал граф, неловкой маячившей возле меня горничной, и немедленно перевел взгляд на меня:
— Давай спросим у него, нравится ли ему господин Бонье.
И потому, что было кое-что, о чем граф пока не знал.
Я уже посещала занятия господина Бонье.
И я-то точно знала — он не нравится Платону.
Платон мечтает утопить его в фонтане.
Глава 5
Как только Фекла рассказала мне о невероятно питательной диете из знаний о способах столовой сервировки, и как долго можно игнорировать окружающих без ущерба для репутации, я понеслась в библиотеку со скоростью близкой новому мировому рекорду.
Хотя, как знать, какие рекорды были в этом мире.
Фекла бежала за мной.
— Юная госпожа, постойте!
— Я не передумаю!
— Да нет же, — закричала она, — вы бежите не в ту сторону!
Так что мне пришлось сделать дополнительный крюк по поместью, прежде чем толкнуть двери библиотеки и встретиться с мелкими, поросячьими глазками господина Бонье.
— Никаких посторонних на занятии! — выкрикнул он, размахивая зажатой в кулаке линейкой, и его взгляд метнулся мне за спину, туда, где переводила дыхание Фекла. — Не хватало мне еще, чтобы прислугино отребье шлялось тут как у себя дома! Проходной двор, ей богу!
Фекла замерла.
Я замерла.
Платон, по-прежнему стоявший с вытянутыми вперед руками ладонями вверх, возмущенно фыркнул.
— Это Дафнюшка, — неожиданно для всех выдал он, копируя слащавую манеру своего отца.
Дальнейших пояснений не последовало, так что господин Бонье только сильнее разозлился.
— Замечательно, юный господин! — издевательски воскликнул он. — Вы помните, как зовут дочь поломойки, но не в состоянии запомнить, какую руку подавать барышне, при приглашении на танец! Конечно, чего еще можно было ожидать от избалованного мальчишки!
— Да как вы смеете! — задохнулась от возмущения Фекла.
— Это Дафнюшка, — продолжал гнуть свое Платон, наградив Бонье очень осуждающим взглядом.
По его лицу становилось понятно — кругом одни идиоты, и только он один непонятый гений, вынужденный дрейфовать в океане тупости на единственном хлипком плоту из человеколюбия.
Для голодного парня так он и вовсе был просто образец хороших манер.
— Я сказал — вон отсюда! — вопил господин Бонье. — Не то, обещаю, граф узнает об этом первым же делом, как переступит порог! И вы обе вылетите отсюда на раз-два!
Мы на уроке этикета — напомнила себе я, стараясь абстрагироваться от рвущего уши крика.
Главное — вежливость.
— Первым делом граф узнает, что вы лупите его сына линейкой по рукам, — мило улыбаясь сказала я, достаточно было и одного взгляда, чтобы сопоставить факты. — Потом, что его дом — это проходной двор. И наконец, что его жена — поломойка.
— Что? — опешил господин Бонье.
— Это Дафнюшка, — в третий раз повторил Платон, наконец встряхнув руками, а после этого взлохматив ими и без того похожие на воронье гнездо волосы.