— А нам разве не нужно обратно к кругу? Вернуться в тюрьму? Вот они бы нас туда и отправили как раз.
— Ты там круг помнишь? Нет, это лишнее, кругу в нашем времени хватит сил притянуть нас из любой точки прошлого.
До возвращения у нас еще было время, и мы решили потратить его на обсуждение того, каким образом можно снять насланное Емельяном Флорианским проклятие. Делать это мы предпочли на Ведьминой пристани. На море как раз метался хорошо знакомый нам корабль. На него налетали волны, обрушивался дождь, град, молнии били прямо в мачту.
Емельян Флорианский все это время неподалеку от нас умиротворенно наблюдал за этой картиной, свесив ноги с пирса.
Этой улыбке не суждено было прожить долго, ведь когда Емельян поймет, что обрушив проклятие на эти воды, он запер в них и дух Акулины, радоваться он совершенно точно прекратит.
А может, именно на это он и надеялся, когда создавал проклятие?
Что теперь он всегда сможет увидеться с призраком своей возлюбленной?
Не зря же он постоянно вглядывался в темные воды прилива?
Но Акулина Андреевна совсем не собиралась являться ему.
Судя по всему, молитва жреца оказалась достаточно сильной, чтобы на время угомонить ее. А может, она и вовсе не хотела его видеть. Призраки совсем не были похожи на живых людей. Ими двигали те чувства, которые они испытывали непосредственно перед смертью. Если она была обижена на него, если цветы иллюзий заставили ее думать, что он на самом деле бросил ее, она бы не захотела видеть его. Конечно, со временем их злоба могла угаснуть, а их сознание немного проясниться. Они, пусть и медленно, развивались и иногда даже перерождались в духов-хранителей, к которым можно было обратиться за советом или помощью.
Но прямо сейчас она, наверное, очень злилась и, кто знает, превратится ли эта злость со временем во что-то еще или нет.
Парсийцы должны были извиниться.
Парсийцы должны были все исправить.
Проще сказать, чем сделать.
Для всего этого нужно было отыскать Акулину Андреевну. Готова поспорить, она не горела желанием приближаться к парсийскому кораблю.
Конечно, у нас был Иларион.
Но сможет ли он найти ее среди бесчисленного количество морских призраков?
Тот еще вопрос.
В любом случае, нам пора было возвращаться. У нас было еще полно дел.
Все вокруг снова заволокло туманом.
Вот только вместо библиотечного зала я приземлилась… в пруду.
С трудом приняв устойчивую позу, я обнаружила, что погружена в воду по самую шею. Не самый глубокий пруд, учитывая то, что я так и не распрямилась в полный рост, но все равно неприятно.
Где я вообще находилась? И что, куда важнее, где был Лукьян?
Я его нигде не видела.
Ярко светило солнце, скрывая очертания деревьев и цветов, мимо меня проплыла кувшинка, а затем звонкий детский голос слева сказал:
— Ты великовата для лягушки.
Я повернула голову на звук.
На вид мальчику было лет пять, максимум шесть. У него были светлые, почти белые волосы и огромная царапина на лбу. Что касается его глаз… Как странно.
Он стоял возле небольшого мольберта, закатав рукава великоватой рубашки, и я явно мешала ему рисовать пруд.
— Зато ты в самый раз, — сказала я, с трудом выбравшись из пруда и окончательно превратив потенциальный акварельный пейзаж в весьма тоскливое зрелище.
— Так ты не лягушка?
— Нет.
— Русалка?
— Снова мимо.
— Тогда отойди. Ты мешаешь мне рисовать.
Я сложила руки на груди.
— У тебя повязка на глазах, умник. Как это, интересно, ты вообще собрался что-то рисовать?
— Я тренирую способность. Ты отойдешь?
Но прежде, чем я успела что-то ответить, уголки его губ опустились.
— О, нет, — прошептал он. — Я понял.
— Что ты там понял?
— Понял, кто ты. Ты моя новая няня.
От гиеньего смеха его спасло только то, что я еще недостаточно откашлялась от воды.
Уж какой строчки в моем резюме никогда не было, так это какой угодно работы с детьми. Я всегда чувствовала себя такой уставшей рядом с ними, как будто бы когда-то уже отпахала несколько тоскливых лет в детском саду или школе. Чего, конечно, не случалось, так что, наверное, меня просто нервировала ответственность, которая всегда бегала за любым вверенным тебе ребенком по пятам.
— Ты не отойдешь, — тоскливо заключил мальчик.
И стянул с глаз повязку.
Это были желтые очень хорошо знакомые мне глаза.
Я замерла.
Это практически наверняка был пятилетний Лукьян, так что неудивительно, что его версии из будущего нигде не было видно. Магические круги настраивали таким образом, чтобы перенос в тот временной промежуток, где ты мог встретиться со своей более молодой версией, был невозможен. Ведь в таком случае хроночары не видели между вами разницы, и, кто знает, кому именно из двоих они бы стерли память и кого попытались бы вернуть.