Я не уничтожала потенциальное место свидания главных героев, я спасала людей, которым суждено было стать жертвами злобной паучихи, и я прошу это где-нибудь зафиксировать.
— Но знаете что во всем этом самое ужасное? — хмуро продолжил ректор, проигнорировав мой выпад.
— То, что нам все-таки вернули Змеева, — не растерялся с ответом Платон, — и мы опять вчетвером в комнате. А я только собрался переставить шкаф! Я хотел поменять планировку! Почему при перестройке академии нельзя было учесть пожелания студентов? Мы для чего заполняли опросники в конце года?
— Ты эти опросники сам составил, сам распространил и сам же заполнил, — напомнила я.
И гербовую печать “Утверждено” из кабинета ректора свистнул и шмякнул на них — тоже ты.
— Чтобы что? — не признавал за собой ничего такого Платон. — Чтобы ничего не изменилось? Можно мне жить вдвоем с Лукьяном, а? Он единственный не храпит!
— Он, наверное, и не спит, — процедил Гордей. — Потому что что-то замышляет.
Гордей отличался мстительностью, мнительностью и — удивительной неблагодарностью.
То есть мы его спасали чтобы что?
Чтобы он сейчас тут пальцы гнул и нас же выставлял идиотами.
— В следующий раз мы бросим тебя на призрачном корабле, — пообещала я.
— Ох! — испуганно прикрыла лицо руками Надя.
— А тебе завидно, потому что замышлять нечем? — разозлился Платон. — Ярослав Серафимович, отселите его от нас, если он вам дорог. Я лунатик! Я вот буквально прошлой ночью очнулся, и что вы думаете? Стою над Змеевым с подушкой, собираюсь душить! Страшное может случиться, Ярослав Серафимович!
Ректор попытался вставил хоть слово в этот бесконечный поток бреда, но куда там.
— Прошлой ночью ты должен был быть у себя дома, — зевнул Лукьян. — Откуда там взяться Змееву?
Я очень надеялась на то, что Оленька Ольхова сейчас не стояла по ту сторону двери, прижав к ней свое огромное чуткое ухо.
Страшные слухи могли поползти по академии, воистину страшные.
— А я говорил, — вздохнул Иларион, — давайте просто подождем, они сами устанут от Змеева и вернут, даже идти никуда не придется.
— И это уже не говоря о том, что студенты нашей престижной академии женятся по непонятно каким обычаям в тайне от своих семей, да что у вас в головах-то? Вы, Дафна Михайловна, у нас все еще Флорианская или мне вас теперь как Хилкову записывать? Все ведомости уже утверждены, это совершенно не к месту!
— Я пока все еще Флорианская, — успокоила я.
— Но это же настоящая любовь, Ярослав Серафимович! — вскинулась Надя. — Нельзя за такое осуждать!
Мы с Лукьяном серьезно покивали в подтверждение ее словам. Что еще нам оставалось делать.
— Насколько я помню, вы двое первые за ним и побежали, — отметил Лукьян, повернувшись к Платону в продолжение обсуждения тщетности попыток сделать из змеи человека.
— Я просто хотел убедиться, что там он и останется, — выкрутился Платон. — Это вообще ты торговаться начал за этого карпа пересоленного.
Гордей ожидаемо вспыхнул.
— Хотите подраться?! Вас вообще никто не просил туда являться, я бы сам со всеми справился!
— Ага, это была бы заслуга, достойная памятника. Надгробного.
— Прекрати их подначивать, — едва ли не по слогам прошипела я, пользуясь тем, что при нашей произвольной рассадке Лукьян расположился ко мне ближе всех, несмотря на то, что заходил в кабинет последним.
Поначалу Лукьян перевел на меня такой удивленный взгляд, словно это не он тут сейчас сидел и провоцировал драку, но на этот раз надолго его не хватило, так что в итоге он послушно махнул руками, как человек демонстрирующий, что в них нет оружия, а его губы растянулись в крошечной усмешке.
Не знаю, какой именно реакции он ждал, но получив в ответ только мой крайне не впечатленный взгляд, Лукьян демонстративно надулся, подперев щеку кулаком и продолжил кидать на меня короткие обиженные взгляды уже из-под опущенных ресниц.
Да-да, ведь все это было так забавно, а я не оценила бесплатный цирк.
Сейчас глядя на Лукьяна я никак не могла отделаться от воспоминаний о том, что он сказал мне в прошлом.
Почему Ведания должна была искать его?
Почему госпожа Хилкова не пускала его в храм?
Почему его силы не угасали без молитв раньше?
И точно ли он говорил о себе?
Он ведь ни разу не сказал “мне нужно молиться”, лишь “предсказателям”, “пользователям способности”.
Что я упускала?
— Меня тошнит, — пожаловалась уронившая голову на сложенные руки Евжена.
— Слышал? — моментально среагировал Платон, бросив на Змеева уничижительный взгляд. — Дам от тебя тошнит. Будь мужчиной, смирись с собственным несовершенством и скройся с глаз долой.