Никогда не слышала о том, чтобы скорая отвозила пострадавших в Эрмитаж. Я выглядела настолько плохо, что сложилось впечатление, будто это из него сбежала мумия?
Я крепко зажмурилась и прикрыла глаза руками, едва надавив основанием ладони на глазные яблоки.
Под веками заплясали цветные круги, и в тот же миг строгий женский голос позвал:
— Дафна.
Это было сказано совсем негромко, словно женщина на самом деле боялась потревожить кого-то.
Я открыла глаза и села, оглядываясь по сторонам и пытаясь понять, к кому обращалась женщина. Это вообще было обращение? Дафна — это же что-то из греческой мифологии. Еще не хватало, чтобы на меня сейчас свалили какую-нибудь разгроханную статую, ценник-то там наверняка космический.
Интерьер просторного зала был выдержан в красных тонах, несколько мягких диванов, на одном из которых расположилась я, стояли вокруг низкого деревянного столика, крупные окна были занавешены тяжелыми плотными шторами, а на стенах висели зеркала и тускло горящие лампы.
Еще одну лампу держала в руке замершая в дверном проеме женщина.
Невысокая и худощавая, облаченная в темно-бордовое платье.
Ее светлые волосы были забраны в высокую прическу, из которой выбивались несколько вьющихся прядей.
И ее темные глаза смотрели прямо на меня, когда она с усталым вздохом сказала:
— Дафна, ты снова уснула в гостиной. Разве у тебя нет для этого своей комнаты? Какие секреты ты надеешься подслушать, оставаясь тут? В самом деле, в браке нет совершенно ничего интересного.
Я тупо моргнула, ничего не ответив.
Язык словно прирос к небу.
Я даже пошевелиться не могла.
Что, черт возьми, происходит?
Женщина ловким движением вытащила удерживающие прическу шпильки и, пару раз тряхнув головой, направилась ко мне. Она положила шпильки, поставила на стол лампу и подошла к дивану, явно намереваясь сесть рядом со мной, так что мне пришлось пересилить себя и подвинуться, освобождая ей место.
Она села и притянула меня в объятие.
В нос мгновенно ударил стойкий аромат розового масла.
Подождите-ка, а почему мне кажется, что я как-то усохла?
Ну точно же я мумия, какой кошмар.
— Я слышала граф Флорианский намерен подыскать себе жену, — хихикнула женщина. — Понимаешь, что это значит, Дафна?
— Ага, — инстинктивно ответила я.
— Ему просто придется обратиться в мой магический салон. Так что вскоре наши дела будут очень хороши.
Твои — возможно, а вот мои — очень сомнительно, подумала я.
Потому что пусть и невероятно медленно, но мозаика в моей голове складывалась, являя весьма удручающую картину.
Магический салон.
Граф Флорианский.
Дафна.
О, нет.
Я очутилась в “Любовной сделке”?
Да я же умру!
Снова!
Я больно ущипнула себя за ногу, убеждаясь в реальности происходящего, и бросила взгляд на одно из зеркал на противоположной стене, просто чтобы проверить еще раз.
Мы были очень похожи — я и эта женщина.
Те же волосы, те же глаза.
Только я была еще ребенком, мне было чуть больше десяти лет.
В романе Дафна была описана очень симпатичной и одаренной волшебницей, у нее была всего одна беда — с башкой.
Проклятая одержимая психопатка!
Ты наворотила, а мне теперь разгребать!
Почему нужно было обязательно настраивать всех против себя?
Сдался тебе этот цесаревич!
Аааааа, что делать-то теперь?
Хотя подождите.
Ведь, если мне чуть больше одиннадцати, ничего из этого еще не случилось.
Граф еще не женился, а я не встретила ни Платона, ни уж тем более цесаревича Илариона, чтоб им провалиться обоим, и не заимела клеймо помешанной.
Все еще может быть хорошо.
Я посмотрела на женщину, которую теперь нужно было привыкать называть матерью.
Она блаженно улыбалась, мыслями находясь где-то в другом месте. На свадьбе графа Флорианского, наверное. Наивная. Еще даже не подозревает, в какой именно роли она там окажется.
Я скривилась.
Одумайся, женщина, он тебе не нужен.
Ты заслуживаешь лучшего.
Я заслуживаю лучшего.
Уж точно лучшего, чем эшафот.
Ты же мать, женщина, пожалей ребенка.
Я прикрыла глаза, мысленно прикидывая свои варианты.
Я собиралась выжить, и для этого мне нужно было позаботиться о нескольких вещах.
Я должна была держаться подальше от любой, даже самой крошечной возможности встретиться с цесаревичем Иларионом, лучше, чтобы он даже о моем существовании не знал.