Поскорее бы забраться в кровать и провалиться в сон. Интересно, а смогу ли я спокойно уснуть рядом с незнакомцем?
Пора было немного снизить градус таинственности.
Быстро набрав в поисковике «писатель Роман Ковальчук» я открыла первую попавшуюся ссылку.
Ага! Место рождения Междуречье, Новомежинская область. Значит, правда.
Дата рождения 17 октября… Весы (боже, зачем мне это информация!).
Далее шла биография, читать которую сейчас у меня не было никакого желания. Намного интереснее для меня заглянуть в список его книг. Он оказался немногочисленным, что явно означало, что писатель не пек свои шедевры, как пирожки, по требованию издателей. И всё же передо мной предстал список, состоящий примерно из десяти произведений. По названиям так сразу и не поймешь — в каком жанре писал товарищ Ковальчук. Зато мне сразу же бросилась в глаза дата выхода двух его последних книг — две тысячи девятнадцатый и две тысячи двадцать первый год. Причем в двадцать первом году у него вышел небольшой сборник детских рассказов. Хотя всё остальное, как я поняла было вполне себе серьёзное чтиво для взрослого поколения.
У кого-то явно был творческий кризис.
«Самое главное, чтобы он не бухал сутками напролёт в поисках вдохновения в одном номере со мной, — мысленно взмолилась я, позабыв о бутылке красного вина, припрятанной у меня в чемодане. Но что там обычно говорят о бревне в глазу?
«Ты что-нибудь знаешь о писателе Романе Ковальчуке?»- отправила я сообщение в личный диалог Насте. Не сомневаюсь, что поутру меня будут ждать какие-нибудь интересные и небальные подробности. А если даже и нет, я потом всё равно у неё что-нибудь выпытаю. Чем-то же мне надо себя занять в ожидании балбеса Захарова.
Глава 7
Когда моя прекрасная иногородняя фея упорхнула в ванную, я мысленно поблагодарил всех богов, судьбу и проведение за возможность взять небольшую передышку. Потому что, во-первых, (как я недавно очень верно подметил) я был не железный — а находиться в одном номере рядом с такой красоткой, будучи уже несколько месяцев без секса, было то ещё испытание. А во-вторых, мой запас веселья, бодрости и задиристых шуток подходил к нулю. Слишком долго я не вылезал из своей скорлупы, чтобы так запросто входить в свою привычную роль весельчака и балагура. И всё-таки, именно в родном городе, вернуться к себе прежнему оказалось легче всего.
Здесь даже дышалось свободнее. А настроение стремительно ползло в верх, стоило лишь бросить взгляд на места знакомые мне с детства. Как только я сошёл с самолёта, я будто бы опьянел от радости. Мне хотелось пожимать руки первым встречным ребятам, и интересоваться у них, как жизнь и семья. Мне хотелось осыпать искренним восхищением и комплиментами всех девушек и женщин, что попадались на моём пути. Мне хотелось часами говорить о жизни с водителем такси. Узнать у него последние городские новости, от души пропесочить власть или услышать его личную историю от начала и до конца, не придираясь, что больше половины из поведанного им мне, было откровенным бахвальством. Мне хотелось сесть на лавочку в сквере рядом с домом, и вдыхать умопомрачительные ароматы, которые доносились из старой пекарни, являвшейся частью общегородского пейзажа ещё с советских времен.
Мне просто хотелось, чёрт возьми, снова жить.
Как говорил мой старый хороший друг Тёмыч — дома все раны непременно затянутся. А Артём Палыч, знаете ли, редко нёс какую-нибудь откровенную чушь.
И чего я, собственно, остаюсь в этой Москве и продолжаю мучить себя? Пора бы уже признать, что столицу покорить не получилось, и жителем мегаполиса я так и не стал.
Москву я не любил. Я всегда предпочитал бескрайние просторы, небольшие уютные парки и полупустые улочки, а не сумасшедший столичный ритм и вечные пробки. И Москва отвечала мне взаимностью, точнее отсутствием взаимности. Тогда зачем это всё? Писать книги можно из любой точки мира. И я уверен, что процесс однозначно пошёл бы быстрее, лицезрей я у себя за окном такие красивые заснеженные пейзажи. В моем нынешнем столичном жилье мне изо дня в день приходилось смотреть на серые дома унылого спального района, а вдали не менее унылые и мрачные здания фабрик. Пейзаж за окном был настолько отвратительным и угнетающим, что одного беглого взгляда могло хватить на то, чтобы поселить в душе щемящую тоску. А в особенно тяжелые моменты, мне казалось, что ветер за окном, гоняющий засохшие листья и разбросанный под ногами мусор, постоянно насвистывает одну и ту же горькую фразу: «Неудачник, ты все прое**л».