Небольшой лифт не спеша продвигался вверх. Итак, мой компаньон, как я уже отметила ранее, был высокий, широкоплечий и хорошо сложенный. Даже очень хорошо, я бы сказала.
«Писатели так не выглядят», — вынесла вердикт я. Спортсмены, любители активного образа жизни, посетители тренажерного зала — кто угодно, но точно не писатели, какими они были в моем представлении. А были они такими худощавыми невротиками с невероятно длинными тонкими пальцами, бледным цветом лица и непреходящими в любое время года кругами под глазами. Или потрёпанными жизнью лысеющими стариканами с заметным пузом от бесконечных алкогольных возлияний на почве отсутствия вдохновения. Этот же, судя по всему, был только любителем дурацких шапок. А во всём остальном — мужик, как мужик, ну и вполне себе симпатичный.
Шапка. Почему-то мне захотелось её сорвать и совершенно по-детски, дразня и смеясь, взъерошить Роме волосы. Чтобы посмотреть на его реакцию. От своих же мыслей мне вдруг стало волнительно и как-то даже немного не по себе…
«Так вот значит, как действуют дурацкие шапки на девушек?» — мысленно усмехнулась я. И кто бы мог подумать?
Время от времени я всё-таки переводила взгляд на мигающие кнопки лифта и на наши сумки, из всех сил стараясь не показаться излишне любопытной и заинтересованной.
Мой взгляд опустился на широкие, в меру чувственные и пухлые губы парня, задержавшись чуть дольше положенного. На мою беду, Ковальчук был вполне в моём вкусе. И обручального кольца я у него, кстати, не наблюдала…
Так, стоп, Лера! Да, он вполне привлекательный внешне, но не более того.
Я отметила про себя этот факт и мысленно просто пожала плечами, не дав разыграться своей фантазии. В конце-то концов, я взрослый человек и умею держать себя в руках.
И вообще, я здесь не за этим!
Двери распахнулись, и нашему взгляду предстал последний этаж, оформленный в довольно интересном сочетании каменной кладки, деревянных брусьев и кованых светильников с элементами в природном стиле. Дизайн отеля, признаюсь, был небанальным и отчасти заслужил заплаченных мной денег.
— После вас, — улыбнулся Роман.
И словно прочитав мои мысли добавил:
— Я бы хотел возместить вам половину расходов за номер. Я думаю, это было бы правильно.
— Предлагаю финансовые вопросы оставить на завтра, — я посмотрела на входную карточку с номером комнаты «417» и пошла по указателям в левое крыло здания. — У меня был довольно долгий перелет.
Идти далеко не пришлось. Я приложила карточку к магнитному замку. Раздался щелчок и звуковой сигнал, оповещающий, что дверь открыта. Роман, аккуратно придержал меня за руку, прежде чем я вошла:
— Может всё-таки познакомимся нормально? А то мне как-то некомфортно приглашать в номер девушку, даже не зная её имени, — хохотнул он.
— А вы меня и не приглашали, — заметила я, — Официально — это моё место обитания на неделю, а вы у меня в гостях.
Но потом всё же добавила:
— Лера.
— Ну не будем препираться. Я — Рома, — примеряющее поднял руки вверх парень. И широко улыбнувшись, распахнул передо мной дверь.
— Да, я уже наслышана — прославленный писатель и всё такое…
Я вставила карточку, чтобы включить свет, и скинула свои светло-коричневые мартинсы.
Номер показался довольно уютным, и несмотря на обилие деревянной облицовки — довольно светлым. Взгляд упал на широкую двуспальную кровать и стоящий неподалеку кожаный узкий диван.
«Спать на нём, конечно, занятие не самое удобное» — подумала я.
— Ну насчет прославленного, вы меня явно с кем-то путаете, — усмехнулся Роман, стягивая куртку — Просто в Междуречье не так много людей, которые отправились в Москву и где-то сумели засветиться.
Я прошла дальше в номер и увидела небольшой электрический камин, который добавлял завершённости интерьеру. А каменная стойка сверху, на которой разместились причудливые фигурки, делала атмосферу вокруг какой-то невероятно домашней. Мне настолько это понравилось, что даже захотелось захлопать в ладоши от умиления. И обязательно всё красиво отфоткать, чтобы выложить в свой аккаунт в одной популярной социальной сети. Но вместо этого я закинула чемодан на кровать, следуя проверенному старому способу определения места ещё со времён детских лагерей — кинул вещи, значит, теперь моё.