Я поднимаю голову и встречаю темный взгляд. Его губ касается дерзкая улыбка, когда он возвращает свой язык мне между ног. Моя голова падает назад, а он закидывает мои ноги на свои плечи. Он пожирает меня, будто мучился от голода годами. Его зубы касаются клитора, затем язык проникает внутрь. Моё зрение затуманивается, я извиваюсь и стону.
Слишком много. Недостаточно. Еще.
Он глубже засасывает мой клитор, я дергают его волосы, от переизбытка ощущений. Руки сжимаются вокруг моих бедер, словно оковы, заставляя меня не двигаться, пока моё тело не начинает биться в конвульсиях и распадаться на тысячу мелких кусочков. Тяжелое дыхание, мои крики, звуки того, что он делает со мной, заполняют комнату, эхом отдаваясь в моей голове.
Что-то твердое ударяет меня по груди, и я распахиваю глаза.
Солнце, пробивающееся сквозь шторы — ослепляет, поэтому мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что происходит.
Орион сидит на мне, уставившись голодными глазами.
Глажу его по мягкой шерстке, как вдруг, обрывки сна начинают мелькать перед глазами.
Бог мой…
На моем лице моментально проступает жар. Неловко, просовываю руку под одеяло и касаюсь себя между ног.
Вся мокрая.
Я так сильно возбуждена, хотя это был лишь сон. Просто не возможно…
Что он со мной сделал…
Делаю глубокий вдох, в надежде успокоить свои взбунтовавшиеся гормоны.
Признаю, мой босс хорош собой, но я не помню, чтобы думала о нем в сексуальном плане.
Ага, а как же «лечебный» массаж?
Натягиваю оделяло на голову, потому что хочу провалится сквозь землю за свои непрошеные фантазии.
Ну ладно, может разок я и думала о нем. Но это ничего не значит.
Точно нет. Я не хочу его.
Киваю в подтверждение своим словам, но мысль о том, чтобы попытаться уснуть и досмотреть, чем все закончится, плотно оседает в моей голове.
Внезапно, другая, более странная мысль бьет меня по голове, и я подскакиваю с места. Бегу в комнату с не разобранными коробками, параллельно насыпая коту корм.
Достаю старый мольберт, который мне подарила мама и масляные краски. Вдыхаю запах и закрываю глаза, наслаждаясь.
Руки дрожат, пока я подготавливаю для себя рабочее место на подоконнике. Я делаю все очень быстро, потому что в любой момент могу передумать.
Мои глаза постоянно косятся на дверь. Страх того, что отец зайдёт сюда в любую минуту настолько сильно укоренился в моем мозгу, что я не могу разделить прошлое с настоящим.
Нет. Этого не произойдет. Его больше нет.
Словно мантра, повторяю эти слова вновь и вновь, пока раскладываю карандаши, кисти, и устанавливаю высоту мольберта.
Как только все выглядит идеально готовым к работе, бегу в спальню. Скидываю пижаму, достаю старую поношенную футболку с гербом Нью-Йоркского Университета и быстро переодеваюсь.
Возвращаюсь, сажусь на маленький табурет и, спустя семь лет, беру кисть в руку.
Мое сердце стучит, как бешеное. Я провожу пушистым ворсом по ладони и закрываю глаза от невероятных ощущений. На моем лице выступает широкая улыбка, а грудь заполняется огромным количеством воздуха, будто раньше этого сделать было невозможно.
Легкая дрожь пробегает по телу, когда я выдавливаю каплю краски на старую пластиковую палитру, затем погружаю в нее кисть.
Легким взмахом руки провожу по холсту и чувствую каждой клеточкой своего тела, что настал час моего перерождения.
Я вдохновлена больше, чем когда-либо и не имею права упустить этот момент. Если потребуется, я даже спать не буду. Я пишу почти весь день. Прерываясь лишь раз на кофе с бутербродами и туалет. Мне страшно, что в любой момент мой порыв пропадет, и я не смогу сделать это снова.
Словно я дирижер, а холст с кистью мой оркестр, я создаю музыку, которую невозможно услышать, но можно увидеть. Движения выходят такими непринужденными и ровными, будто я делала это тысячу раз, ни на минуту не останавливаясь.
Первый час, я просто водила кистью по полотну. Вспоминая. Изучая. Смешивала цвета, экспериментировала с плотностью краски, нажимом и углом обзора.