Моё сердце стучало, как бешенное, отдавая пульсирующей болью в голове. Предчувствие, что сейчас он скажет нечто такое, что мне не понравится, не обмануло.
— Расскажи о своих шрамах на спине.
Я молчу. Пульс стучит в висках. Тук. Тук. Тук.
Как я могла быть так неосторожна и забыть о них. Конечно, Ричард увидел мою спину, когда мы занимались сексом. Но в тот момент, я была так возбуждена, что совершенно забыла об этом. Вот, что он делает со мной. Заставляет забыть. И именно поэтому, он стал таким особенным.
Ричард гладит меня по спине, и я чувствую легкие покалывания от его прикосновений. Прямо в тех местах, где есть шрамы.
— Это сделал твой отец? — Он говорит спокойно, ожидая, что я откроюсь. И мне действительно хочется сделать это.
— Да… — Я прочищаю горло, погружаясь в болезненные воспоминания, которые меркнут только в его присутствии. — Когда умерла мама, мой отец… я думаю, он сошел с ума. Сначала он просто стал нервным, кричал, когда я задерживалась после школы, потом запретил мне видеться с друзьями на выходных. Я протестовала, ругалась с ним и даже сбегала пару раз ночью. Один раз он заметил, что меня нет. Я вернулась через окно, так же, как и ушла. Отец сидел на моей кровати с библией в руках. — На моих губах появляется вымученная улыбка. Это было так давно, но боль еще живет внутри меня. — Отец схватил меня за руку и потащил в подвал. Заставил раздеться до нижнего белья, дал библию и запер. На стене висели часы, и я считала секунды до моего освобождения. Это успокаивало. Потом, это стало привычкой. Видимо он тоже их считал, потому, что ровно через двадцать четыре часа дверь открылась.
— Потом? То есть это было не один раз? — Рука Ричарда сжимается в кулак. Мне хочется посмотреть ему в глаза, но я боюсь увидеть там жалость. Я устала от этого.
— Да. Каждый раз, когда я делала, что-то не так, он запирал меня на несколько дней. Шесть дней было максимумом.
— Он… он прикасался к тебе?
— Нет, то есть не интимно. Он заставлял меня зубрить библию и пересказывать ему. Когда я ошибалась или забывала чтения, он бил меня палкой по спине. Всегда была только спина, чтобы никто не заметил синяков. Каждое воскресение я ходила в церковь и делала вид, что заинтересована, лишь бы не злить его. У меня болело всё тело, и иногда кровь проступала через одежду, тогда он избивал меня снова, из-за того, что я плохо скрываю ссадины.
Ричард тяжело дышит, но продолжает гладить меня по спине, плечам и волосам. Думаю, это помогает ему оставаться спокойным, так же, как и мне.
— Спустя несколько лет, когда я могла пересказать все сорок семь книг «Ветхого и Нового Завета», он перестал запирать меня и вроде, жизнь начала налаживаться. Но всё равно, каждый раз, когда мой телефон звонил, я вздрагивала, потому, что боялась увидеть там имя отца. В один из дней я рисовала в своей комнате, он ворвался взбешенный. Я не знала, что произошло, но и спросить не успела. Он сломал мой мольберт и избил меня ножками. Меня забрали в больницу, а отец сказал им, что на меня напали. Я до сих пор слышу его слова, что я глупая дура, шлюха и вообще должна была умереть вместо матери.
Ричард целует меня в макушку. — Ты хочешь, чтобы я убил его? — Он говорит это таким спокойным тоном, будто уже делал это раньше. Но меня не пугают его слова, наоборот, я чувствую защиту.
— Пять лет назад, у него случился сердечный приступ. Он упал, когда заваривал себе чай, прямо у меня на глазах. Я застыла на месте и смотрела на его тело сорок семь минут. Это было очень долго. Когда приехала скорая помощь, врачи сразу дали мне понять, что шансов мало. В ту ночь, я сидела у реанимации, и впервые добровольно молилась, чтобы он не выжил. Так и случилось. Он умер. — Я поднимаю голову, чтобы взглянуть в темные успокаивающие глаза. В них видно облегчение. — Это делает меня плохим человеком? Я могла бы спасти его.
— Ты поступила великодушно. Я бы выбросил его тело в реку.
Мои губы выгибаются в благодарной улыбке. — Всё имущество и оставшиеся деньги остались мне, как единственной наследнице. Сначала я не хотела брать ни цента, но моя подруга Хелен и мой… — Я прочищаю горло. — Парень Люк… Они уговорили меня переехать в Нью-Йорк. За четыре года, что он издевался надо мной, я практически перестала контактировать с людьми, кроме двух человек. В Нью-Йорке возникли сложности при поступлении, но Люк и Хел всегда были рядом, чтобы уладить любые вопросы.
— Ты… как ты смогла выбраться из этого дерма? То есть, как ты смогла снова научиться жить? — Какие верные слова. Снова научиться жить.