Поднимаю глаза выше. Темная рубашка обтягивает поджарый торс. Мой взгляд застывает на нервно дернувшемся кадыке с мазком родимого пятна.
— Бекер, — выдыхаю и все-таки встречаю тяжелый взгляд старшего брата.
— Привет, сестренка, — улыбается.
Мне не по себе от его улыбки, циничной, почти неживой. Так улыбаются палачи, выносящие приговор. Так пахнут убийцы, наносящие смертельный удар. Кисло, с привкусом горечи на языке.
— Я войду, — наступает на меня, оттесняя с порога.
Прижимаюсь к стене.
— Похудела совсем, — Бекер касается костяшкой пальца моей щеки.
Сглатываю вязкую слюну и задыхаюсь от боли. Она пронизывает живот раскаленным штырем. Разрывает меня изнутри. Я кричу, сползая на пол.
Слышу чей-то голос. Не разбираю слов.
Боль везде. Звенит в каждой молекуле. Рвет мышцы, ломает кости.
Чьи-то руки пытаются помочь, но я рычу диким зверем. Скручиваюсь на полу, накрывая руками затвердевший живот.
Вдох. Выдох.
И темнота уволакивает в свои объятия.
Глава 8.
Ради. Неделя третья.
— Ты не имеешь права! — злюсь, меряя шагами огромную гостиную отцовского имения.
Отец сидит в кресле напротив камина, щипцами то и дело поправляя поленья.
Даже в лютую жару в этом доме обязательно разжигают камин.
Брат стоит рядом, поигрывая ключами. Те постоянно позвякивают, что неимоверно раздражает. И не только меня.
Боль внизу живота отрезвляет. Выдыхаю рвано, унимая злость. Лишние эмоции вредят малышам. Никак не привыкну, что они развиваются гораздо быстрее обычных детей. И чувствуют все, что и я.
— Успокойся и сядь, — жестко, властным тоном содрогая сами стены.
И мальчишки в животе бунтуют. Им не нравится, когда чужаки командуют их матерью. А для них мой отец — чужак.
Тошнота вязким комком застревает в горле. Сглатываю и дышу. Просто дышу.
Если меня стошнит перед отцом — это будет конец всему.
Максимилиан Бекер никогда не потерпит смешение крови. Чистота рода — его пунктик. Именно поэтому мой братец женат на девушке с идеальной родословной.
Красивая, холеная, под стать Владу. Они идеально смотрятся вместе. О них говорят все, кому не лень. Их ставят в пример. И никто не знает, что мой брат ненавидит свою жену. Никто не знает, что в тайне от всех он сделал вазэктомию.[1]
Зато их брак укрепил положение отца в мире бизнеса. Своим сыном отец гордится. Внуков ждет. И скоро дождется. Правда не таких, каких хочет. Но это не мои проблемы. Сейчас моя главная задача успокоить моих детенышей и не позволить ни отцу, ни брату узнать о беременности.
— Родные мои, — шепчу, положив ладони на живот. — Тише-тише… Все будет хорошо.
Круговыми движениями наглаживаю живот. Посылая мальчишкам тепло.
Смотрю в окно, за которым тает закат. Небо еще горит багрянцем, но ночь уже протягивает свои руки, тенью накрывая поселок.
Дети успокаиваются, нежно толкаясь в ладонь. Замираю, прислушиваясь к собственным ощущениям. Может, показалось?
Мягкий толчок повторяется.
Нет, не показалось. Удивительно! Я их чувствую. Невероятно.
Тепло растекается по венам. Рисует по коже причудливые узоры. Сплетается в солнечном сплетении. Согревает.
Прикрываю глаза, отдаваясь новым ощущениям.
Но голос отца отрезвляет.
— Ради Бекер, сядь немедленно! И прекрати витать в облаках!
На коже тут же проступают бисеринки пота. И малыши затихают, прислушиваясь ко мне. Готовые защитить в любой момент.
Улыбаюсь. Я справлюсь.
Оборачиваюсь к отцу, с вызовом встречая его тяжелый черный взгляд. Я больше не маленькая девочка, боящаяся отцовского наказания. Я взрослая самодостаточная женщина. И мне есть за кого бороться.
— Упрямая, — качает головой отец, когда я остаюсь стоять на месте. — Как мать.
А вот это уже нечестно.
Растираю плечи. Моя мама бросила меня ребенком. Влюбилась и сбежала с любовником. А я все детство глупо верила, что отец врет. Не дает ей видеться со мной. Верила, что однажды она вернется и заберет меня с собой. Увы, чуда не случилось. Но воспоминания о ней до сих пор приносят боль.
— Ради, пожалуйста, присядь, — это Влад.
Брат умеет быть вежливым. И это единственное, что отличает его от отца.
Киваю брату.
В отцовском доме большие окна с широкими подоконниками. Будучи маленькой я обожала играть в прятки со старшими братьями и часто пряталась за тяжелыми портьерами на подоконнике.
Вот и сейчас отодвигаю тюль и присаживаюсь на подоконник. Если и выслушивать нотации, то на комфортном расстоянии.
— Ради, ты не можешь работать на…
— Оборотня, — подсказываю братцу, который решает начать разговор.