Еще полчаса адских мучений, надо расставить окончательно все, что было в спешке и нервах забыто, докрутить все гайки, воткнуть все кабели, дать всем сестрам по ушам…
Подготовительные работы пролетели настолько быстро и незаметно, что некогда было даже осознать приближение момента истины.
А тот в свою очередь надвигался с неумолимостью бронетанка, у которого заклинило тормозной блок.
Василиса знала, что Золотов придумал мега-концепцию. Точнее, не сам он ее придумал. Еще сотню лет назад великий Рубинштейн навсегда определил суть игры света в силуэтном изображении на сцене. Внезапная истерика маэстро во время постановки оперы "Демон" до сих пор является историческим фактом, который цитируется на уроках сценографии во всех театральных вузах. Обычно это происходит в начале курса, в качестве первой затравки перед освоением сложного искусства "светопредставления".
Шоу "Ardent Sun" должно было целиком и полностью соответствовать заявленному названию. Раз назвались палящим солнцем – извольте сверкать и жарить!
Ради такого дела в "Арену" притащили по указке Золотова уйму какого-то понтового оборудования – "сканеры", "бошки", "вертушки" – от количества сленговых наименований у всех администраторов давно поехала крыша, но общий вид задуманной постановки грозил быть покруче локального апокалипсиса.
Золотов был не просто организатором, он был мыслителем, философом инсталляций. Даже по одному виду развешанных, как елочные украшения, световых приборов, был понятно, что Валерий запланировал грандиозный взрыв. Он если брался за организацию шоу, то никогда не изменял своему отточенному годами фирменному стилю, в основе которого лежало многомерное, но идеально понимаемое в данном случае, слово атмосфера. Во всем многогранном проявлении этого загадочного слова.
Все готово. Неужели. Все. Готово.
Вечер буквально рухнул на голову. Началось.
Осторожно, двери открываются. В зал влетает первая горсть заждавшихся фанатов. Они спешат занять лучшие места перед сценой. Дальше ломится основной поток. Все спешат, толкаются, перемещаются в замкнутом пространстве.
У команды есть двадцать минут, чтобы выдохнуть, покурить, настроиться морально и физически. Оценить масштабы толпы под сценой. Вспомнить, точно ли ничего не забыли. Точно? Окей. Начинаем? Начинаем!
И прозрачная, обволакивающая и затягивающая атмосфера соткалась в воздухе вместе с первой нотой интро. Тогда же вспыхнул первый локальный протуберанец, включился нервный пульс светотени, задающий ритм сердца. Волны тяжелого дыма расползлись по сцене, разбивая на осколки заиндевевший в мгновение воздух.
Зал взвизгнул и замер. Пауза, свет, звук, тишина…. Постижение.
С первой же песни стало понятно, что "Ardent Sun" – не просто музыканты, это настоящие энергеты, люди, умеющие властвовать над эмоциями и незримой материей психики. Красавцы, врываются на сцену властным потоком бессознательного. Взрывы света, брейки, буйные "гривотрясы", рычание и сумасбродные возгласы фронтмена Артемия Курина…
Если до этого в зале ощущалась ментально-морозная взвесь ожидания, то, кажется, запахло серой и озоном? А воздух раскалился до состояния плазмы. Напряженное ожидание, предположение, предвкушение – весь калейдоскоп накопленных эмоций носился по "Арене", оседлав волны гитарных риффов.
От бара отлепились самые беззастенчивые любители алконавтики, от стенок – самые отчаянные мизантропы и пугливые особы. Все, кто мог влиться в сплоченную команду под сценой, сделали это, повинуясь то ли мысленному приказу, то ли просто инстинктивному ощущению. Удивленный взгляд клубного администратора показал: подобная солидарность публики проявляется крайне редко. В большинстве случаев холеная московская аудитория предпочитает чинно покоиться на седалищных холмах, утвержденных поверх ближайшего доступного стула (кресла, насеста) и лениво наблюдать за происходящим с позиции "ну вы там поиграйте чего-нибудь, а я посмотрю".
Живейшее участие в создании неповторимой атмосферы всеобщего черт-знает-чего, где группа – одна из синегретических частей сложной схемы энергообмена – это сегодня из разряда большого нонсенса. Но факт остался фактом – с первых же песен в буквальном смысле слова протащило всех. С первых же возгласов Артемия народ влился в текст, позволив фронтмену иногда беречь голосовые связки.
Василиса стояла на балконе, четко напротив центра сцены. Так же, как тогда, на концерте Шмиера. Вцепилась руками в перила и дрожала от дикого, безрассудного напряжения. Она поймала на себе короткий взгляд Артемия, и этого хватило, чтобы намертво приклеиться к нему, почувствовать контакт, соединиться с ним энергетически и ощущать на себе все то же, что он. Двигаться вместе с ним, смотреть его глазами, чувствовать его кожей.
Она стояла и сама себе не верила. Не может быть все так просто. Где сопротивление? Где бесконечные попытки пробиться через чужое сознание и эмоциональное поле? Ничего не было… Артемий был настолько открыт залу, и так щедро разливал вокруг себя энергию, что никаких усилий просто не было нужно. Держи и не отпускай.
И никаких лишних движений, только наблюдение, только незримое присутствие рядом с ним, вместе с ним. Пусть привыкнет к этому ощущению "присутствия", сроднится с ним, решит, что это обычный обмен энергией с фанатами. Позже, когда к нему потянется две сотни хаст, воспламененных стихийниками в зале, музыкант и вовсе забудет обо всем. Но сейчас важно удержать этот контакт – вдруг больше он не посмотрит не нее, и не представится больше такой возможности.
Василисе хотелось орать. Душа требовала зверства!
Но громкость в зале пока была средней, разогревочной, рано еще. "Звукорезы" прислушивались к шумам и посторонним звукам, тонко подстраиваясь под музыкальный драйв и наращивая обороты понемногу. Поэтому выражать свои эмоции чересчур громко было нельзя. Василиса терпела. Хотя давалось ей это с огромным трудом – когда всем телом, всей душой чувствуешь того, кого колбасит на сцене… ну невыносимо стоять соляным столбом и молчать!!!
Наконец, до звукорежиссеров дошло, что группа ведет себя очень профессионально, коррекции особой не требует. Обычно во время скоростных понтов громкость приходилось уменьшать принудительно – музыканты обожали показать свое "мастерство" на предельных децибелах. Но "Ardent Sun" не стали спешить с проявлением своих талантов. Им уже хватало драйва. А вот толпа в зале требовала большего. Поэтому саунд за считанные секунды вырвался в область фантастики. Ритмическая секция гулко завибрировала по костям, посуда в барах откликнулась мелодичным перезвоном. Акт энергетического слияния вошел в кульминационную стадию.
Рычание, вой, пронзительные крики зала, романтичные вздохи и охрипшие голоса, черт знает как закрученные в тугую спираль страсти, песни, следующие одна за другой… В нужных моментах под чутким руководством Артемия толпа фанатов начинала вопить, прыгать, отплясывать, размахивать руками и от души орать, исполняя каждый на свой лад знакомые или свежие композиции. У песен "Ardent Sun" был особый шик – удивительный ритм, динамичный и одновременно насыщенный мелодикой и романтичным безумием. Это была музыка вампиров. Людей, ушедших за грань и принесших оттуда немыслимые чувства. И на этой грани сплетались в тугую нить приземленная жесткость и романтичная невесомость. Эта музыка проникала внутрь восприятия, в каждую нервную клеточку. Она чувствовалась кожей и оседала на волосах пеплом горящей души.
Песни были сложные, не только в поэтико-музыкальном плане, но и в исполнительском. Вася знала об этом, как никто другой, потому что изучала материал долгие недели, вслушиваясь в магический голос.
Музыканты "Ardent Sun" улыбались и жмурились как стадо котов, получивших неограниченный доступ к цистерне с деревенской сметаной. Говорят, что сцена затягивает, что это как наркотик, от которого невозможно отказаться, если хоть раз прочувствовал его кайф. Огромный зал, под завязку набитый фанатами – это особое чувство, которое в исполнении энергетов передавалось электрическим зарядом по плечам и шеям, расползалось незримой сетью крохотных молний.