Все так. Вот где сейчас Илона? А где Толик? Оба уже вовсю откармливают могильных землероек. Наигрались, бляха-муха, в шпионские игры. А сам он слишком близко видел смерть, чтобы желать еще одной встречи раньше времени. Его душа не разрывалась между долгом и заботой о собственной шкуре. Он молча взирал на происходящее и понимал, что не вмешается. Он закончил свою карьеру боевика. И решил, что ему обрыдло служить холуем.
Он умел заметать за собой следы. Так, что никакой Михалыч не придерется. Каким бы ни был хорохористым барский начбез, он не был всесилен. Не достанут его. Никто не достанет. И пусть все горят синим пламенем, дружно, хором распевая бравурные марши в адрес собственных понтов и самомнений. Славику надоело. Участвовать в этих интригах, где он оказывался одновременно по две стороны баррикад. Надоело чувствовать в себе силу энергета и оставаться человеком, мечтающим забыть кошмар жигулевской битвы.
Вампиры – пусть они сколько угодно грызутся между собой, пусть хоть глотки перережут и сами себя в спину расстреляют. Но они не вылезут с разборками дальше своих территорий, и не впишут в грандиозные планы собственных междоусобиц ни одного человека. Не станут продавать людям трансформу. А и станут – пусть хоть треснут от жадности! Славик понимал, что не тянет на звание героя-спасителя человечества.
Мотать из этого драного кошками города. Из этой вонючей вампирской столицы, которая обрыдла ему не меньше, чем пропахший вшами и интеллигенцией Питер. На солнечные берга Испании.
Поэтому творившееся в зале его больше не интересовало. Он отчаливал.
Всего этого Василиса не знала и не понимала. Она была всецело поглощена своим процессом. Чувствовала себя кукловодом за сценой, почти что богом, которому дано управлять жизнью и смертью.
То, что сейчас с ней происходило, было на грани полнейшего безумия. А ее ощущения – они были уже далеко за гранью. Возможности физика, прокачанная энергия, ментальная связь с Громовым, который поможет, поддержит, подхватит – все это давало ей возможность сию же секунду, не сходя с этого места, остановить сердце Артемия. Вот так запросто – дотянуться до него хастами и почувствовать ритм, заставить его замолчать.
Она подумала о том, как это может быть гениально – Артемий станет настоящей легендой, он уйдет красиво, оставив за собой невероятный, роскошный след лучшего концерта. Воспоминания, которые никогда не омрачит "скатывание" в дешевые клубы и прокуренные гримерки. Курин даже не познает позора вышедших в тираж музыкантов. Не надоест публике. Не испишется, не сотворит "дерьмовый альбом". Уйдет в зените славы, растворившись в кругах высокого бизнеса.
Наверное, слишком долго она общалась с циником-Громовым. Раз набралась от него каких-то сумасбродных идей.
Или это была ее личная месть? Помноженная на кровоточащую рану в сердце? Но разве это повод убивать, пользуясь собственной силой и безнаказанностью? Даже всемогущий Золотов не посмел вывести на человеческий рынок трансформу.
Сила дается вампирам не для того, чтобы гробить людей. Иначе отдача от Грани будет очень ощутимой. Совсем недавно этот постулат всем прекрасно напомнили.
– Мессир? – в полной растерянности она повернулась к Громову, не зная, как и задать свой вопрос.
– Мой темный ангел, – улыбнулся Громов, обнимая ее за плечи, – Ты сама решай такие вещи. Я сейчас с тобой на одной волне, считай, что почти мысли твои читаю. Хочешь – пожалей мальчика. Каким бы он ни был, он не хотел причинять зла именно тебе. Не думал об этом. Да, он придурок и бестактный урод. Он заставил тебя пережить сильное потрясение, но не делал этого нарочно.
– Это все ересь философская, экселенс.
– Знаю, – тут же согласился Громов, еще крепче сжимая объятья и направляя к Василисе поток успокаивающей, мягкой энергии.
– Ну не хочу я. Ни так ни этак. Понимаешь? Я может быть и темный ангел, но не какой-нибудь Азраил, забирающий души. Не могу я так. Не могу!!!
Василиса снова выдралась из объятий и перебралась за спину учителя, заняв привычное место за его левым плечом.
Винсент вздохнул и тоскливо посмотрел на сцену. Концерт близился к завершению. Точнее, уже почти завершился. Все песни сыграны, остались поклоны и прощания.
По всем правилам отлично сыгранной драмы вслед за кульминацией должна наступить развязка, финализирующая всю чехарду перекрестных сюжетов.
Винсент еще раз мельком просмотрел ближайшие вероятности. Да, никакой ошибки. В теории все прекрасно, Артемий был удивительно способным мальчиком. В теории с ним можно было бы еще работать и работать. А на практике его энергетический потенциал уже был на нуле. Василиса выжала из него все. Энергета Артемия больше не существовало, был только человек. Развоплощенный ради трансформы. Вампира больше нет. А люди на сцене никогда не сделают того, на что способны вампиры. Впрочем, уже и не нужно ничего, представление окончено. Дело сделано.
Громов чувствовал настроение в зале – бешеный угар, внезапно сменившийся одуряющим удовлетворением и растерянностью. И ждал финала.
Артемий присел на колени у самого края сцены, и после бешеного, бунтарского и агрессивного умопомешательства, которое он устроил, спокойно и размеренно обвел взглядом огромный зал клуба. Улыбнулся и посмотрел куда-то ввысь. Туда, где стояли те, кто организовал, обеспечил и наполнил людскими эмоциями этот огромный клуб. Те, кто исполнил его огромную мечту.
Умиротворение, покой. Звездная ночь и медленно проплывающая по небу одинокая комета…
Артемий закрыл глаза, вдохнул этот пьянящий, загустевший от эмоций коктейль из воздуха, эмоций и желаний. Выдохнул и упал на сцену. Молча, тяжело, внезапно.
А группа еще минуту постояла в раздумьях, стоит ли продолжить процесс успокоения заведенной до предела публики – или оставить все как есть, а потом наблюдать в прессе скандальные факты о том, как осатаневшая толпа фанатов пыталась понять, что произошло, влезть на сцену, лично удостовериться в произошедшем…
Парни деликатно прикрыли фронтмена. Они подошли к краю сцены и отвлекли фанатов. Дав возможность охране и дежурному врачу подбежать к авансцене, где лежал Артемий.
В зале завихрились эмоции. Голые, как Адам и Ева до грехопадения. Невозможно превратить в банальную прозу то, что ощущается на инстинктивном, первобытно-генетическом уровне. Невозможно объяснить, каким даром обладают музыканты, способные так работать на сцене. Такое надо просто видеть, в это надо вливаться сознанием и это надо пережить лично. А потом молча переглянуться и отразить на лице понимание – мы там были. Дальнейшие комментарии излишни.
Василиса стояла за спиной у Громова и тоже молчала. Она ничего не сделала, она не хотела быть ангелом смерти. Не испугалась, но и не стала брать на себя роль вершителя человеческих судеб. Это была судьба. Сердце Артемия-человека не могло выдержать того, что дано вампиру. Стоя напротив своей публики, напротив людей, буквально фонтанирующих энергией, он уже не мог дотянуться до них, не было у него больше такой возможности. Он был опустошен до предела – работой, нервами, контактом… И сейчас уходил в минус. Так, как уходили до него. Сгорали, падали навзничь, не выдержав нервного перенапряжения, страстей, физической нагрузки. Развоплощения.
Артемий был из числа тех, кому было суждено красиво умереть на сцене. Выложиться до конца, исполнить свою мечту и уйти в мир легенд.
Вася поняла все это, ощущая буквально каждым нервом смерть Курина. Слушая тишину вместо биения сердца. Буквально минуту назад она могла сделать это своими руками, а сейчас ей даже не нужно было ничего делать. Все случилось само собой. Вот так, просто и неожиданно.
– Охренеть, – пробормотал Громов, снова обнимая Васю. На этот раз чтобы самому не упасть. Он был также связан контактом и чувствовал всю драматическую несуразность ситуации. Он понимал, что Василиса не причем, что смерть Курина вызвана артистическим перенапряжением. Понимал, но все равно был шокирован.
– Видишь? Судьба сама решает, кому какая карма отведена, кому и когда уходить в лучший из миров. А мы просто следуем каждый своей дорогой, и незачем брать на себя лишних обязанностей локального бога, вмешиваясь в законы справедливости мироздания…