— Наибольшим влиянием на императора пользуется императрица. Почему бы не обратиться к ней?
— Лучше, если это обращение исходило бы от вас, Ваше Величество.
И вот, более чем наполовину убежденная, я отправилась к Марии-Луизе с прошением. Она внимательно слушала, а когда я добавила, что, если не Бертье, то лично я на первый план ставлю интересы маленького Римского короля, в ее глазах промелькнул страх.
— У меня самой существуют определенные сомнения относительно разумности проведения русской кампании, — призналась она. — Хорошо, я поговорю я императором. Мы пойдем к нему вместе.
Мы застали Наполеона в кабинете, играющим с маленьким Римским королем, к тому времени ему уже было восемь или девять месяцев. При нашем появлении Наполеон забросил ребенка себе на плечи и зашагал по комнате, тихо напевая военную мелодию. Его Величество Римский король, маленький крепыш, захныкал.
— Спусти его вниз, пожалуйста, — попросила Мария-Луиза. — Ты только пугаешь его.
— Пугаю его? Глупости, Луиза!
— Ну, нервируешь его. Прививка разволновала мальчика. С тех пор он нервный.
Я уже знала, что Наполеон сделал ему прививку против оспы. Ее изобрел шестнадцать лет назад англичанин Эдуард Дженнер. То был по крайней мере один англичанин, которого Наполеон не презирал и работами которого интересовался.
Кроме желания обезопасить сына, Наполеон этим примером стремился способствовать распространению прививки во Франции. С военной точки зрения, часто говорил он, было бы полезно делать прививку всем новобранцам.
— Пожалуйста, спусти его вниз, — вновь попросила Мария-Луиза.
Сняв мальчика с плеч и держа его в руках, Наполеон подошел к окну. Вечерело, в ясном небе уже мерцало несколько звездочек. Говоря с ребенком как со взрослым, Наполеон указал ему на одну из них.
— Самая яркая звезда на небосклоне. Запомните это хорошенько, Ваше Величество. Она не только моя, но и ваша. Вы должны своевременно быть готовы следовать за ней, куда бы она ни повела.
Римский король заревел.
— Плакса! — воскликнул обычно снисходительный отец с возмущением и передал ребенка Марии-Луизе.
Это позволило ей начать нужный разговор. Я часто считала ее бестолковой, но в этот день она вела себя исключительно умно.
— Некоторые усмотрели бы в его слезах дурное предзнаменование, — сказала она.
— Дурное предзнаменование? Дурное предзнаменование в его слезах, когда я показывал ему нашу звезду?
— Но… куда бы она ни повела? — заметила Мария-Луиза — Вы думаете о России, Наполеон?
— Не в том смысле, в каком, по-видимому, тебе представляется, Луиза. Мне ничего не стоит завоевать для него Россию в течение нескольких месяцев.
Мария-Луиза взглянула на меня ободряюще, но я упорно продолжала хранить молчание. Хотелось увидеть, станет ли Наполеон, этот потерявший голову муж, бранить ее, когда она подойдет к существу проблемы.
— Наполеон, — вновь заговорила она тихо, но не боязливо, — ваши маршалы против русской кампании. Я… простите меня, пожалуйста… я склонна с ними согласиться.
— Вы не в своем уме, мадам! — взорвался Наполеон.
Я попыталась скрыть улыбку. Наполеон больше не казался совершенно потерявшим голову от прелестей Марии-Луизы.
Однако Мария-Луиза держалась твердо и, к моему крайнему изумлению, говорила как опытный государственный деятель.
— Ваше Величество, — сказала она без всякой робости, — моя жизнь принадлежит вам, как и жизни ваших маршалов. Она могут не соглашаться с вами, но останутся преданными вам, чем бы все ни кончилось.
— Преданные или нет, мадам, но они ревнивые и завистливые люди. И разочарованные вдобавок. Они надеялись — каждый из них — в один прекрасный день захватить мой трон, но теперь, когда в случае моей смерти на него взойдет Римский король, все их подлые надежды рухнули.
— Ваше Величество, — продолжала настаивать Мария-Луиза, — меня больше всего страшит, что если вы поведете великую армию в Россию, все силы Европы объединятся и поднимутся против вас за вашей спиной.
— В Европе не осталось влиятельных сил, — пренебрежительно усмехнулся Наполеон. — Существует только одна сила — Наполеона Бонапарта… А что больше всего страшит тебя, моя дорогая сестра? Потерять, быть может, Неаполь? — обратился он ко мне.
Чувствуя себя тоже подобно государственному деятелю, я спросила:
— Это правда, что Россия в данный момент располагает регулярной армией в четыреста тысяч человек?
— Правда, но у меня вдвое больше, и я могу призвать, если понадобится, еще сто тысяч.
Названные им цифры произвели на меня впечатление, но я продолжила: