— Очень интересно, — проговорил он только.
Когда я все еще размышляла над тем, как удобнее подойти к Люсьену, он сам примчался ко мне в Телюсон в типичном для Бонапартов состоянии едва сдерживаемой ярости. Люсьен обозвал меня шпионкой, сплетницей и послушным орудием Наполеона — послушным из своекорыстных побуждений. Против последнего обвинения я нисколько не возражала, ибо оно соответствовало действительности, и только терпеливо ждала, когда буря утихнет. В конце концов Люсьен — все еще не остывший — попросил коньяку. Я подала ему графин и бокал. Он залпом выпил.
— Это очень хороший коньяк, — упрекнула я. — Его полагается пить маленькими глоточками.
Люсьен швырнул бокал в стену и зло проговорил:
— Прошу тебя об одном, Каролина — перестань докучать Александрине.
Я вспомнила, что так зовут мадам Жуберту.
— Как тебе удалось сохранить в тайне рождение сына? — поинтересовалась я.
— Он родился в деревне, и мы оставили его там с няней. Я привез мальчика в Париж всего несколько дней назад. Есть еще вопросы относительно вещей, которые тебя не касаются?
— Да, конечно, — ответила я, не обращая внимания на вызывающий тон Люсьена. — Ты стыдишься своего ребенка?
— Я всего лишь хочу избежать неприятностей, — заявил Люсьен. — Ради Александрины.
— Неприятностей? Наполеон придерживается мнения, что незаконнорожденный ребенок не в счет.
— А также полагает, что надежда не потеряна, поскольку я еще не женат на Александрине.
— Разумеется.
— Осел он порядочный.
— Люсьен, — попыталась я увещевать. — Мадам Жуберту твоя давняя и постоянная любовница и, по-видимому, довольна своим положением. Я не вижу препятствий к твоему браку, которого так желает Наполеон. Ведь он самый могущественный человек в Европе и многое может для тебя сделать. Ничто не помешает тебе сохранить связь с мадам Жуберту и устроить ее на какой-нибудь вилле в предместьях Парижа.
— Или я женюсь на Александрине, или же вообще не женюсь.
Люсьен резко повернулся на каблуках и удалился таким же рассерженным, каким и пришел. Я осознавала постигшую меня неудачу, понимая, что бесполезно еще раз идти к Александрине Жуберту. Через несколько дней Наполеон прислал за мной, я ожидала от него упреков за то, что не смогла справиться с поручением. Наполеона я застала шагающим по кабинету, с бледным от ярости лицом.
— Люсьен заставил мадам Жуберту подчиниться его воле, — проговорил он. — Вчера состоялась церемония бракосочетания, не тайная, но в узком семейном кругу. Наша мама тоже присутствовала.
— Тут уж ничего не поделаешь, Наполеон.
— Я вызвал Люсьена, — продолжал он с хмурым видом. — Ожидаю его с минуты на минуту.
— Сомневаюсь, что он придет.
— Я передал ему, — коротко усмехнулся Наполеон: — или он явится добровольно, или же его доставят под конвоем.
Я почти ожидала, что Люсьен устроит публичный скандал и надолго обеспечит парижан пищей для толков и пересудов. Неслыханное дело: брата первого консула привезли в Тюильри под конвоем! Однако он прибыл без всякого шума и, к сильному неудовольствию Наполеона, вместе с нашей мамой, которая оправилась от болезни и была, как я подозревала, готова схватиться со своим знаменитым сыном. Наполеон поздоровался с ней без улыбки, а я усадила ее в мягкое кресло.
— Наполеоне, — сказала она строго, — будь терпелив с Люсьеном.
— Быть терпеливым с ним?!
— Так же, как я терпелива с тобой.
На какой-то момент Наполеон почувствовал себя неловко под пристальным взором матери, вместе с тем было совершенно ясно, что он не намерен особенно считаться с ее мнением. Сыновний долг хорош для простых людей, а Наполеон был некоронованным королем Франции и хозяином наших судеб. «Быть может, — подумала я, — он мнит себя Богом. Если, конечно, можно себе представить как Бог воспринимает окружающий мир».
— Люсьен, — начал он угрожающе спокойно. — Я отказываюсь согласиться с твоим браком или признать его.
— Ну и глупо с твоей стороны, — ответил Люсьен. — Мой брак — неопровержимый факт и не противоречит закону.
— Я настаиваю, чтобы ты расстался с женой.
— Развод? — спросила мама сурово.
— Никто не заставит меня развестись с Александриной, — горячо заявил Люсьен.
— Развод или ссылка.
— Наполеоне, — поднялась мама с кресла, — ты горячишься, говоришь не подумав.
— Горячусь или нет, мама, но я заявляю вполне авторитетно, пользуясь данной мне властью.
— Если Люсьен отправится в изгнание, — сказала мама, — то я уеду вместе с ним.
Наполеон лишь на мгновение умолк: