Его голос вселял ужас.
— Вы избежали такой судьбы. Но она все еще ждет вас, если вы не захотите разделить со мной трапезу. К тому же, это не то, от чего стоит отказываться, поверьте. Не сомневаюсь, вы уже ощущаете острые позывы пробудившегося аппетита.
Я не мог, не решался ответить.
Потому что это была правда. Даже пока он говорил, я чувствовал голод. Голод, сильнее которого я не испытывал в жизни. Называйте это влечением, называйте это желанием или даже похотью. Я чувствовал, как это грызло меня изнутри. И отвращение исчезло в ужасной пасти этой все возрастающей потребности.
— Идите за мной, — сказал он, и я пошел. Вдоль обрыва и вниз, к одинокой проселочной дороге.
На шоссе мы внезапно остановились. Впереди мигала сияющая неоном вывеска.
Я прочитал нелепое название.
«ЗАЕДЬ К ДЭННИ»
Пока я читал, вывеска погасла.
— Все верно, — прошептал мой опекун. — Время закрываться. Сейчас они пойдут домой.
— Кто?
— Мистер Дэнни и его официантка. Та, которая обслуживает покупателей в машинах. Я наблюдал за ними, они всегда уходят вместе. Сейчас они закрываются на ночь. Идемте со мной и делайте, что я скажу.
Я пошел вслед за ним вниз по дороге. Под ногами хрустел гравий. От волнения мой шаг ускорился. Мне казалось, что в спину меня подталкивает гигантская рука. Рука голода…
Мой компаньон подошел к боковой двери лачуги. Его пальцы заскребли по доскам.
Послышался раздраженный голос.
— Чего надо? Мы закрываемся.
— Могли бы вы обслужить еще пару клиентов?
— Нет. Слишком поздно. Проваливайте.
— Но мы очень голодны.
Я сдержал ухмылку. Верно, мы ОЧЕНЬ голодны.
— Катитесь! — ответил Дэнни. Похоже, он был не настроен на сострадание.
— Неужели у вас ничего не осталось?
На мгновение Дэнни замолчал. Очевидно, размышлял над этим вопросом. Потом крикнул кому-то внутри.
— Мэри! Двое клиентов. Сможем обслужить их по-быстрому?
— Ох, думаю, да, — женский голос прозвучал уступчиво и мягко. Была ли она такой же мягкой сама?
— Тогда открывай. Будете есть на улице, парни?
— Ну уж нет.
— Открой дверь, Мэри.
Высокие каблуки Мэри зацокали по деревянному полу. Она открыла дверь и заморгала в темноту.
Мой компаньон шагнул в дверной проем. Неожиданно, он толкнул девушку вперед.
— Сейчас! — выдохнул он.
И в темноте я накинулся на нее. Все инструкции об улыбке и положении рук вылетели у меня из головы. Я знал только, что горло ее было белым и ровным, за исключением того места, где билась тоненькая жилка.
Мне хотелось прикоснуться к этому горлу руками, губами, мне хотелось впиться в него…
Зажав рот рукой, я потащил девушку сквозь темноту, слыша, как она скребет каблуками по гравию. Из лачуги раздался долгий стон, а затем — тишина.
И вдруг для меня перестало существовать все, кроме белого пятна ее шеи с пульсирующей жилкой, которое внезапно стремительно ринулось навстречу моему рту…
В подвале было холодно — холодно и темно.
Я беспокойно заерзал на своей постели, моргнул, и распахнул глаза в черноту. Напрягая зрение, я приподнялся и сел, чувствуя, как изнутри поднимается холодная дрожь.
Я ощущал себя вялым, тяжелым, как насытившаяся рептилия. Зевнув, я попытался выхватить нить воспоминания из красного тумана, окутавшего мои мысли.
Где я был? Как очутился здесь? И что я делал?
Я снова зевнул. Рука потянулась ко рту. На губах запеклось что-то сухое и шелушащееся.
Я коснулся их, и тут же воспоминания хлынули потоком.
Прошлой ночью, в придорожной закусочной, я пировал.
А потом…
— Нет! — выдохнул я.
— Ты проснулся? Хорошо.
Мой хозяин стоял передо мной. Я поспешно поднялся и стал напротив.
— Скажите мне, что это неправда, — умоляюще произнес я. — Скажите, что все это был лишь сон.
— Ты и вправду спал, — ответил он. — Когда я вышел из лачуги, ты без сознания лежал под деревьями. Я забрал тебя домой, пока не рассвело, и положил сюда, чтобы ты отдохнул. Ты проспал от восхода до заката, Грэхэм Кин.
— Но прошлая ночь…
— Была настоящей.
— Вы хотите сказать, та девушка, я действительно…
— Именно, — кивнул он. — Но идем, нам нужно подняться и поговорить. Мне требуется задать тебе несколько вопросов.