Когда мы переходили улицу, я сказал:
— Отец, Джерри Сэнфорд просит помочь ему принести бревно из леса.
— В воскресенье нельзя работать, — ответил он.
— Но это не долго!
Отец только пожал плечами. Я думаю, у него было слишком много других забот, чтобы из-за этого переживать. Поэтому, вместо того чтобы идти к таверне, я развернулся и двинулся к дому Сэнфордов. Как только я его миновал и уже никто не мог увидеть меня из таверны, я перелез через каменную стену на пастбище Сэнфордов и побежал к дому полковника Рида. По дороге до него было не меньше двух миль, но, пробежав напрямик через поля, я мог проделать весь путь за пятнадцать минут. Если бы кто-то из Ридов увидел, что я иду к Воррапу, они наверняка бы захотели узнать, зачем мне это понадобилось. Поэтому я старался проскочить мимо их дома как можно быстрее. Хотя я очень нервничал — во-первых, я соврал отцу, во-вторых, Сэм такое творил… — но день стоял чудесный, и это придавало мне сил. Солнце грело спину и плечи, пели птицы, и в воздухе стоял особый весенний запах — травы и мокрой земли. Я просто мчался вперед, стараясь ни о чем не думать, и через пятнадцать минут оказался у хижины Воррапа.
Она была построена по индейскому обычаю — заостренные колья, наклонно вбитые в землю по кругу, с верхушками, связанными вместе. Колья были покрыты шкурами и тряпьем, а кое-где и соломой. Легкий дымок курился над хижиной — оттуда, где колья соприкасались друг с другом. Вместо двери в стене была дыра, завешенная одеялом, но сейчас оно было откинуто, чтобы пропустить свет. Я наклонился и заглянул внутрь. На полу, взявшись за руки, сидели Сэм и Бетси Рид. Они выглядели очень серьезными.
— Привет, Тим, — сказала Бетси.
— Привет, — сказал я, заходя внутрь и присаживаясь перед огнем. Очагом служил круг из камней, сложенных в центре хижины на полу. Еще там были постель (пара оленьих шкур, натянутых на раму), несколько горшков и кастрюль — и больше ничего, заслуживающего внимания.
— Я не надолго — сказал отцу, что помогу Джерри Сэнфорду притащить бревно.
— Эх, отец, — вздохнул Сэм. Как же горько прозвучали его слова!
— Я слышал, как вы ссорились, — заметил я.
— Я уже не ребенок, чтобы он диктовал, как мне следует поступать, — ответил Сэм.
— Сегодня утром он сказал, что на тебя влияет колледж.
— Все потому, что я его ослушался. — Он поднял камешек и начал перебрасывать его из руки в руку. — Наверно, он все еще злится.
— Вчера ночью, когда ты ушел, он плакал. Сэм, ведь ему может быть известно о войне то, чего ты не знаешь.
На мгновение воцарилась тишина. Я поднял палку и сунул ее в огонь, чтобы посмотреть, как она горит. Тут заговорила Бетси Рид.
— Тимми, — спросила она, — ты на стороне отца или брата?
Лучше бы она не задавала мне этого вопроса. Я не хотел на него отвечать. Я просто не знал ответа.
— Мне трудно понять, в чем тут дело, — сказал я.
— Все просто, — ответил Сэм. — Либо мы станем свободными, либо нет.
Бетси коснулась его руки:
— Это вовсе не так просто, Сэм. Все гораздо сложнее.
— А на чьей стороне твоя семья, Бетси? — спросил я.
— О, мы все патриоты. В конце концов, мой дедушка возглавляет народное ополчение.
Ее дедушкой был полковник Рид, а отцом — сын полковника Залман Рид. Они жили недалеко от дома полковника Рида.
— И твой дедушка собирается сражаться с красными мундирами?
— Вряд ли, — ответила Бетси. — Дедушка слишком старый. Он сказал, что, возможно, подаст в отставку и передаст свой пост кому-то помоложе. Вообще-то он считает, что не следует начинать войну без самой крайней необходимости. Он говорит, что можно найти способы уладить дело миром и с королем, и с парламентом.
— Таких способов не существует, — возразил Сэм. — Британцы хотят и дальше держать нас своими рабами. Мы намерены сражаться.
— Но многие не хотят этого, — заметил я.
— Здесь — не хотят, это правда. Ведь это страна тори. Отец, мистер Бич, Лайоны, Коучи — большинство прихожан нашей церкви — тори! Они думают, что так повсюду, но они ошибаются. В Нью-Хейвене готовы сражаться, а из Уиндхэма уже послали ополченцев в Бостон.
Сэм говорил об отце и наших знакомых с презрением. Он всегда отвечал презрением тем, кто с ним не соглашался, потому что был уверен в своей правоте. Надо признать, что он и вправду редко ошибался. И все же мне было тяжело думать, что отец не прав.
— Сэм, отец говорит, что для большинства людей дело не в свободе, а в нескольких пенсах налога.
— Вот такой он, наш отец! Во всем видит только деньги! Затронуты принципы, Тим. Либо ты живешь согласно своим принципам, либо нет! Человек должен быть готов умереть за то, во что верит.