— Я тоже никогда не видел, чтобы ты прыгал с мостков, — не выдержал я.
А брат нахмурился:
— Ты просто забыл, Ким. Конечно, забыл! Ну и глупый же ты! Вот придем домой, я покажу тебе значок, серебряный такой, в коробочке.
Значок победителя в соревнованиях по плаванию у нас и вправду дома был, только им наградили маму. Давно, еще в школе. Но этого я мальчишкам не сказал. Они смеялись над Марияном, что он, наверное, нырял в тазу, когда мама его купала, и уговаривали идти к мосткам сейчас же, а то еще до завтра он передумает.
Мариян побежал домой за плавками, а я повторял свое:
— Не ходи, не надо, дедушка предупреждал, что там глубоко.
А брат опять:
— Думаешь, я не умею плавать?
— Умеешь, только мостки очень высокие. С них как-то прыгал один взрослый парень, а мальчишки смотрели, смотрели, да так никто и не решился прыгнуть оттуда.
Для мальчишек есть другие, низкие мостки, но и с них Мариян никогда не прыгал. Он боялся, я знаю, он боялся прыгнуть в воду даже с низких мостков, а тут вдруг отважился с высоких.
И вот Мариян дошел до края мостков, начал приседать, мостки стали раскачиваться, и я видел, как он поглядывал вниз на воду, — ему было страшно, он сильно побледнел. А ребята знай посмеиваются:
— Не больно раскачивайся! Тебе только в тазу нырять, да и то будешь звать на помощь!
Мариян взглянул на меня и понял, что я тоже жду, когда он прыгнет: никаких сил не было слушать эти насмешки. Тут я все же не удержался и снова говорю:
— Не прыгай! Не надо! Пойдем лучше на низкие мостки.
Но он зажал пальцами нос, чтобы не наглотаться воды, и — раз! — головой вниз, в воду. Не прыгнул, а плюхнулся. Ребята смеялись, хлопали себя по ногам, крича, что он упал, как яблоко с дерева. Я не мог сдержать волнения:
— Мариян, выплывай скорей!
А брат не показывался, только пузыри забулькали на поверхности воды. Все смеются — думают, он шутит. Наконец Мариян вынырнул — почти у берега. Лицо бледное, голова в крови. Мы стали тащить его на берег. Как раз в это время мимо проезжал на велосипеде какой-то мужчина, он и помог вытащить Марияна из воды, совсем уже неподвижного, с закрытыми глазами. Мы уж решили нести его домой, но тут он пришел в себя. Велосипедист посадил его на раму, а мы поддерживали с двух сторон.
Мариян разбил голову о камень под мостками — надо было прыгнуть подальше, — и его положили в больницу. Я видел, что ему было страшно, но все же он нырнул. Никто из мальчишек никогда бы такого не сделал. И я бы не нырнул, я бы испугался. А вот Мариян боялся, но прыгнул. Он сказал: «Прыгну» — и прыгнул.
По дороге велосипедист упрекал нас:
— Зачем полезли, если не умеете нырять?!
Я не удержался и возразил:
— Почему не умеем? Умеем! Только Мариян нырнул не туда.
И мальчишки подтвердили мои слова. Они боялись, как бы им не влетело за то, что они подзадоривали Марияна. Потом они тысячу раз всем рассказывали, как Мариян прыгнул и ударился о камень.
И вот Мариян лежит в больнице. При мне ему принесли поднос с кофе, рогаликами, повидлом. Я рассказывал брату, что говорили о нем мальчишки, и он был ужасно рад.
— Вот видишь, какие они глупые, — повеселел брат, — не хотели мне верить, что я умею прыгать с мостков. Я же не знал, что под мостками камень. В следующий раз прыгну лучше.
А я ему:
— В следующий раз ты не будешь нырять с такой высоты.
— Почему не буду? Буду! Только в Подоле, там нет камней.
Точно так же он вел себя и с папой: знай твердит, что умеет прыгать с мостков! Ему, видите ли, камень помешал.
Я уж даже засомневался. Может, и правда он раньше когда-нибудь прыгал в воду? Или опять врет, как в театре, на спектакле «Магистр Ян Гус»?
Помнится, я тогда спросил Марияна:
— Как в театре делается костер? Неужели по правде артиста, который играет Яна Гуса, сжигают на костре?
— Во время каждого спектакля сжигают одного актера, — невозмутимо ответил брат.
— Ну что болтаешь, Мариян? Так никаких артистов не хватит! А иногда в день бывает два представления — утреннее и вечернее.
Он продолжает:
— Когда два представления, так утром сжигают артиста только наполовину, а вечером уже полностью.
— Ну что ты выдумываешь, Мариян? Тех, кто сжигает людей, давно посадили бы в тюрьму.
А Мариян в ответ:
— Артисты идут на смерть добровольно. Раз уж они артисты, то играют свою роль до конца.
— Кому же в таком случае хочется быть артистом? — удивился я.
— Каждый артист, — доказывал мне Мариян, — мечтает сыграть Яна Гуса.
Тогда я спросил об этом папу. Сначала он долго смеялся, а потом сказал: