Мне не хотелось слушать ни про эту злосчастную преподшу, ни про ее мужа, но Верку было не остановить.
– За вашим Гаевским! Ну тем самым, который у вас что-то вел. Ты ещё рассказывала, что он противный такой.
– Мда… – тут я и правда удивилась.
– А отец вашего Гаевского – проректор.
– Да, я в курсе.
– Интересно, а ее муж и свекор в курсе… ну, что эта Самарина со студентом мутит?
– Может, и в курсе. Может, поэтому он такой сволочной был.
– Хм… а может, и нет. Иначе ее разве не уволили бы?
– Вер, а зачем вообще ты всё это выясняешь? Наплюй уже на них. А то ты как одержимая какая-то. Или мазохистка. Найди себе лучше кого-нибудь другого, – по напряженному молчанию я поняла, что задела ее и решила перевести в шутку. – Вон с Шлапаковым замути. Помнишь, как он запал на тебя с первого взгляда.
– То есть я – одержимая? – процедила обиженно Верка. – Я – мазохистка? А ты тогда кто? Если ты такая умная, что же сама не устроишь свою жизнь и не найдешь себе другого? Что ты вцепилась в Рощина? Бегаешь за ним, унижаешься? Он тебя, по сути, послал, другую себе нашел, а ты умоляешь, чтоб вернулся, но одержимая я. Супер! Белое пальто не жмет?
Я сбросила вызов. Положила телефон на тумбочку, сама залезла под одеяло. Опять начало знобить. Или, может, это меня трясло от нервов и от боли, потому что Веркины слова ранили. И сильно. Даже не потому, что я от нее не ожидала этого, а потому что она права. А правда всегда бьет больнее. Он действительно меня послал, а я действительно за ним бегала, унижалась, умоляла вернуться…
Да, Филимонова права. И она помогла мне взглянуть на себя со стороны, только теперь мне не хочется больше с ней разговаривать. На другой день она снова звонила. Не знаю уж, зачем. Может, не всё высказала, может, наоборот, пожалела о своих словах. Мне всё равно. Я отвечать не стала.
Олесе, которая звонила с утра, я тоже не ответила. Мне вообще захотелось отгородиться от всего мира, от всех, кого знаю, больше никого не слышать и не видеть. Пропасть со всех радаров… исчезнуть…
Но Олеся просто взяла своей настойчивостью. На пятый раз я не выдержала и взяла трубку.
– Наконец-то! С самого утра звоню! Тебя там чем-то обкололи, и ты спишь беспробудно, что ли? – затараторила она на одном дыхании. – Короче! Твой приходил!
– Кто? Куда? – не поняла её я.
– Ну твой! Дима этот. Сюда, к нам, в клинику. Пришел такой, тебя спросил… Типа телефон не отвечает, дома никто не открывает. Я ему: «Так она же в больнице лежит!». Он так испугался! Аж побледнел весь. Спрашивает: «Что с ней? Её машина сбила?». Не знаю, почему он так решил. Но я его маленько успокоила. Сказала, что ты просто приболела. Он выспросил, где. Наверное, придет. Хотя… ты же говорила, что в ваше отделение не пускают, да? Но, слушай, он у тебя такой красавчик! Мы с Наташкой прямо обалдели. Понятно, теперь, почему ты на Руслана не клюнула. А давно он у тебя видеть стал?
Наконец сделала паузу она. Видеть? Я ещё в себя не успела прийти оттого, что Дима приходил в клинику, а тут такое…
– Что? – переспросила я ошарашенно. – Ты о чем?
– Ну ты же говорила, что он ослеп.
– Ну да.
– Ну вот. А сейчас он всё видит.
– Ты уверена? Ты ничего не путаешь?
– Я его спросила, кто он. Не буду ж я неизвестно кому сдавать пароли и явки. А то, что он видит, это совершенно точно! Он себе записал, какое у тебя отделение и номер палаты. Ну и вообще, это ж понятно, слепой человек или зрячий… Так ты что, сама не знала этого, что ли?
Я покачала головой в оцепенении, потом сообразила и ответила:
– Нет. Четыре дня назад он не видел…
– Ну вот, поздравляю, значит!
Как же мне хотелось позвонить ему, убедиться самой, да просто сказать, что очень рада за него, но… я не могла себя заставить.
31
– Ларионова! – в палату заглянула медсестра и кивнула мне, мол, выйди. Из всего местного персонала она была самая противная и грубая.
Не понимая, что она от меня хочет, я поднялась с постели. Посмотрела, сколько времени – почти семь часов вечера. Все процедуры давно закончились, врачи ушли, в отделении стало тихо. Что ей надо?
Я запахнула халат, сунула ноги в тапочки и вышла в коридор.
Она указала на выход из отделения. Его вообще-то обычно запирали. Карантин тут у них какой-то и из-за этого всякие строгости. Никому из пациентов не разрешали покидать отделение, ну и, естественно, посетителей тоже не впускали. Единственное – в какие-то часы принимали передачки через окошко в двери, но и для них уже поздновато.