И хотя я почти ничего не чувствовал: ни боли, ни холода, но прекрасно понимал – если действительно усну, то, скорее всего, и не проснусь. Потому что окоченею к утру.
И я полз, через силу, через не могу, к шоссе. А потом даже как-то легче стало. Сел у обочины в ожидании хоть какой-нибудь машины. Потом полез в карманы – и ничего не обнаружил: ни вина, ни кольца, ни телефона… Даже портмоне из внутреннего кармана забрали.
Сколько я так просидел – не знаю. Но довольно долго, и ни одна машина мимо так и не проехала. Тогда я потихоньку поковылял сам вдоль дороги, в ту сторону, откуда приехали. Ноги и руки не ощущал почти, словно это протезы. Но мог двигаться и ладно.
Я брел как чертов зомби. Ничего не чувствуя, не зная толком, куда иду, с одной лишь целью – выбраться туда, где люди. Несколько раз всего мимо проносились какие-то машины, но на мои неуклюжие попытки остановить их никак не реагировали.
Уже стало светать, когда наконец удалось поймать попутку. Мужик на большегрузе подкинул меня до города, и я хоть понял, где нахожусь – на Синюшке. От меня – совсем в другой стороне. Но это уже ерунда, главное – добрались до цивилизации.
– Может, тебя в больницу лучше? – участливо спросил он.
– Не, – я качнул головой и поморщился от внезапной вспышки боли, пронзившей затылок и правый висок. – Домой хочу.
– Где живешь-то?
– За Молодежкой. В Хрустальном.
Мужик присвистнул.
– Нет, пацан, извиняй, так далеко не поеду. Не по пути уже.
– Да ничего. Я сам. Спасибо вам.
Больше ничем я его отблагодарить не мог, к сожалению.
– Может, позвонить кому надо? Друзьям, родителям? Посидишь вон на остановке, приедут за тобой…
В такие моменты, наверное, и понимаешь весь трагизм одиночества.
– Да, спасибо.
Но позвонил я в такси, которого в итоге так и не дождался. Сел в какой-то автобус, потом пересел в другой. До Молодежного с грехом пополам добрался, оттуда снова пешком, но там недалеко.
А когда наконец попал домой, меня просто вырубило. Я даже не разделся толком. Налил себе горячий чай, сел на диван с кружкой, а очнулся спустя сутки.
И вот теперь почему-то болело всё – ни повернуться нормально, ни руку поднять. Да и вдохнуть полной грудью не мог. Казалось, если наберу воздуха чуть больше, ребра раскрошатся. А почки ощущались как острые тяжелые камни. Ещё и горло болело адски.
В ванной уже осмотрел себя – вся поясница и один бок были иссиня-черные. Однако на лице – ни ссадины. И руки-ноги-голова целые, это главное. А остальное – ничего, пройдет.
Я кое-как принял душ, пошарил в аптечке, нашел там какое-то обезболивающее, аспирин, парацетамол. Закинулся всем сразу. Хотел поискать мамин сотовый, зарядить и позвонить Тане. Но выдохся и снова отрубился.
На другой день я все-таки нашел телефон – вспомнил, что он должен быть вместе с остальными её вещами, которые вернули из больницы в большом пакете. А я не распаковывал, просто не мог тогда. Да и сейчас, спустя год, меня скрутило, когда открыл этот пакет. И справился с собой не сразу…
Уже поздним вечером я всё-таки набрал Таню по вайберу. И не узнал её голос. Только успел извиниться, что не смог позвонить раньше, как она перебила меня:
– Дима, – сдавленно сказала она и разрыдалась…
38
Я вышла из клиники в какой-то прострации. На автомате сделала несколько шагов и остановилась, не понимая: куда идти? Что делать?
Если сначала была уверенность, что полиция уж точно разберется, то, увидев, как Руслан общается с тем майором, я просто отчаялась. Да и на что я рассчитывала, глупая? Будто забыла, как перемололи мою семью…
Я ничуть не сомневалась, что Руслан всё подстроил сам. Просто загнал меня в ловушку. Отомстил за отказ жестоко и подло. Но самое страшное, что доказать это невозможно. Да меня и слушать никто не станет. Кто он и кто я. Богатый уважаемый бизнесмен и обычная студентка из неблагополучной семьи. Угрозы Извекова никто, кроме меня, не слышал. И в клинике никто против него свидетельствовать не станет, даже если я попытаюсь добиться справедливости по закону. Наоборот, будут рассказывать, какой он замечательный. И Руслан это прекрасно знал, когда всё это обстряпал.
И что остается? Отдавать ему немыслимые деньги, которых у меня даже нет?
«Придешь сама и попросишь», – так явственно прозвучали в голове его слова, словно он их только что произнес на ухо. И я невольно передернулась.