С каждым днём его всё больше напрягало, что я за ним ухаживаю, подаю, подношу, пододвигаю. Это его будто придавливало. Если он что-то ронял, просыпал, проливал – я сразу убирала, поднимала, вытирала. Он слышал мою возню и каменел, мрачнея.
При этом Димка упрямо пытался всё делать сам. Ну и конечно, у него плохо получалось или вообще никак. Всё валилось из рук, ломалось, разбивалось. Первое время я тут же кидалась помочь, но видя, что он после этого ещё больше замыкается в себе, стала себя сдерживать.
На ночь я к себе не уезжала, оставалась у него, потому что утром нужно было снова в Центр. И этот момент, перед сном, всегда наполнялся неловкостью.
Я поднималась вместе с Димой до дверей в его комнату, слегка вибрируя в ожидании, а потом… мы прощались на ночь. Он желал мне приятных снов и уходил к себе.
«Спокойной ночи», – вздыхала я разочарованно и отправлялась в гостевую.
Я бы никому не осмелилась признаться в этом, но каждый раз мне хотелось, чтобы он позвал меня с собой. Чтобы мы с ним легли спать вместе, в одну постель. Ну или чтобы он хотя бы задержал меня на минуту в коридоре, обнял, поцеловал, как раньше.
Но нет. Дима вёл себя со мной, можно сказать, как друг, словно избегая любой, даже самой невинной, близости. Я бы уже сто раз себя накрутила, если бы не случайные соприкосновения, на которые он очень даже реагирует. Пусть и помимо воли.
Иногда я из вредности или из шалости намеренно его касаюсь. Будто невзначай, провожу пальцами по коже. И вижу, как его сразу же ведёт. У него даже выражение лица «пьянеет». И тем не менее… на этом всё. Он не делает никакого ответного шага.
Мне хочется любви по-настоящему. Но я же не могу припереть его к стеночке и потребовать поцелуев.
И при этом в такси, или когда мы вечером сидим, развалившись на диване, Димка почти всегда берёт меня за руку, поглаживает нежно, выводит пальцем у меня на ладони узоры.
***
В сентябре всё усложнилось. У нас начались занятия в универе. Я не могла больше ездить с Димой в Центр, не могла проводить рядом почти всё время, как раньше. Да я даже к нему домой смогла выбраться лишь на выходные.
Два раза в неделю к нему приходила женщина, помощница по хозяйству, которая работала у них ещё при его матери. Однако меня тревожило, как он там один, в пустом огромном доме, всё остальное время.
Димка, конечно, заверял, что он справляется, но это было не так…
6
– Я тут с одним человеком поговорил, – сказал отец.
Был вечер пятницы, мы ужинали на кухне. Ели макароны по-флотски, приготовленные на скорую руку. Это Димку я старалась удивлять всякими кулинарными изысками, а дома делала то, что побыстрее и попроще, чтобы только голод унять. Но отец ел с большим аппетитом.
– В общем, наклюнулся тут неплохой вариант с работой. В Якутии на приисках. Вахтовым способом. Нужен разнорабочий. Опыт не просят, только выносливость. На полгода едешь туда, работаешь. Там тебя всем обеспечивают, общежитие дают, спецодежду, кормят бесплатно. Дорога туда-обратно тоже за их счёт. Обещают сотку в месяц. Что скажешь?
Я пожала плечами. В последнее время отца нещадно штормило. То он собирался ехать куда-то контрактником, то на какую-то богом забытую ферму разводить овец. Я уже и слушала его вполуха, не принимая эти метания всерьез. А сегодня – так тем более.
Сегодня я весь вечер не могла дозвониться до Димки и поэтому места себе не находила. Утром мы созванивались и договорились, что я приеду к нему завтра после обеда и останусь до воскресенья. А потом сколько раз я его ни набирала – всё без ответа.
Понятно, что в таком огромном доме он, скорее всего, просто где-то оставил свой сотовый и не слышал звонки. А позже – не смог найти телефон. Но я, наверное, паникерша, потому что мой мозг тотчас начал рисовать ужасные картины, одну хуже другой: то – как он оступился и упал с лестницы, то – как поскользнулся в ванной…
Полночи я переживала и помчалась в их поселок с утра пораньше, как только проснулась.
У Димкиного дома стоял незнакомый универсал. У него гости?
Ключи мне Димка дал ещё давно, и, помешкав, я не стала звонить. Просто вошла, настороженно прислушиваясь к посторонним звукам. У Димки и правда кто-то был. В холле стояли чужие туфли, на банкетке – незнакомая сумка, в воздухе витал запах чьих-то сладковатых духов, а из гостиной доносились звуки возни, покряхтываний-постанываний и тихой лиричной музычки фоном.
Мне сразу стало нехорошо. С колотящимся сердцем я подошла ближе и остановилась на пороге, созерцая такую картину: посреди гостиной стояла кушетка, то есть, наверное, складной массажный стол, покрытый простыней. На столе лицом вниз вытянулся Дима. Голый! Вернее, в одних плавках. А над ним трудилась пышногрудая блондинка. Одетая, конечно. В синий медицинский костюм. Но! Она наклонялась над ним так низко, что грудь её колыхалась и задевала его спину. А мне, чтобы заревновать, много не надо. К тому же под формой у неё не было бюстгальтера и сквозь ткань проступали все очертания.
Я стояла, замерев, смотрела на них, чувствуя, как горит мое лицо, как адски печет внутри, где-то над желудком, и при этом не знала, что делать. Я же понимаю, что массаж – это часть лечения. Значит, надо расслабиться и не надумывать, но все равно под ребрами жгло так, словно я кислоты напилась. Мне не нравилось, что она его тискала! Не нравилось, что елозила по его спине своим бюстом! Мне не нравилось даже то, что она вдруг оказалась женщиной! Вдобавок яркой сексапильной блондинкой, из тех, на которых мужики обычно пускают слюни.
Хорошо, что Димка не видит, какая она, подумала я и сама себе ужаснулась. Это же надо до чего я докатилась, но, черт возьми, смотреть на всё это действо было невыносимо.
Она меня не замечала, продолжая мять ему плечи руками и заодно поглаживать спину грудью. Но Дима вдруг произнёс:
– Таня?
Блондинка подняла голову, метнув в меня недоуменный взгляд, и сразу отступила. И лицо у неё на секунду сделалось такое, словно я застала её врасплох за чем-то нехорошим.
Правда, Димка при этом был абсолютно невозмутим. Он слегка приподнялся и повернулся боком, лицом в мою сторону. И, к своему стыду, я цепко оглядела его с ног до головы, ну и немного успокоилась. Он или не замечал эти поползновения массажистки, или никак на них не реагировал.
Даже мелькнула мысль, что, может, я придумываю лишнее? Ну, коснулась она его грудью разок случайно… Да нет, ничего тут случайного. И не разок вовсе. И вообще такое всегда чувствуется. Да и по лицу её, опять же, всё видно.
Хотя блондинка быстро справилась с растерянностью, ослепительно мне улыбнулась и поприветствовала меня так ласково, словно я у неё тоже вип-клиент. Может, у меня уже разыгралась паранойя, но это её воркование и сладкие улыбочки показались мне фальшивыми.
– Здравствуйте, – ответила я угрюмо, продолжая разглядывать её.
– Мы не закончили, – елейно прошелестела она. – Дайте нам, пожалуйста, ещё минут тридцать.
Мне не хотелось уходить. Я пялилась на её крупный алый рот, на её формы. Меня душила злость, внутри свербело подозрение, но что я могла сделать? Выглядеть ревнивой истеричкой мне тоже не хотелось – это всегда так глупо и жалко смотрится.
– Может, на сегодня хватит? – заерзал на кушетке Димка, но блондинка по-хозяйски положила ему ладонь на поясницу, ласково, но настойчиво прижала к столу.
– Дим, ну ты же знаешь. Или лечимся, или нет. Нам же результат важен. Думаю, ничего с девушкой не случится, если она полчасика подождёт где-нибудь…
Проглотив раздражение, я развернулась и в последний момент успела поймать в отражении зеркала её взгляд, направленный мне в спину. Взгляд первостатейной стервы-хищницы.