– Не возражаешь? – спросила для проформы, потому что сама уже поставила поднос с едой и уселась напротив. – Ну что? Как дела?
– Прекрасно, – нехотя процедила я, думая, высказать ей или нет за её донос. Потому что вначале Шаламов рвался с ней поговорить, а потом остыл и махнул рукой. Даже сказал мне, что не надо. Что ничего это не изменит.
– А я с предками после Нового года ездила в Египет. На все каникулы. Так прикольно, здесь снег, а там жара…
Я промолчала, и она не стала дальше распространяться про свой отдых. Зато с самым невинным видом спросила:
– Как Рощин?
– Тоже замечательно, – холодно ответила я.
– Не объявлялся?
– Почему же? У нас всё хорошо, мы снова вместе.
– Понятно, – поджала губы Верка.
– И кстати, Дима снова видит. Да, к нему вернулось зрение.
– О! Правда, что ли? Ну это здорово! Я очень за него рада.
Вот сейчас она показалась мне абсолютно искренней. Наверное, она и впрямь порадовалась за Димку от чистого сердца.
– Ну и то, что вы вместе опять, тоже круто… – улыбнулась она.
– Вер, а зачем ты донесла на Самарину в ректорат? – всё-таки не смогла удержаться я. Это торчало как заноза и мешало мне нормально с ней общаться. Думала, может, она как-то объяснит свой поступок или скажет, что погорячилась… не знаю.
Лицо у нее сразу переменилось. Стало настороженное и подозрительное.
– С чего ты это взяла?
– Вер, это известно. Не только мне, если ты понимаешь. Просто ты поступила некрасиво. Я не могу понять, зачем.
Верка насупилась, но хоть отпираться не стала.
– Я сделала то, что сочла нужным. Я что, сказала неправду? Оболгала кого-то? Нет. Я сообщила то, что есть на самом деле. Ты прекрасно знаешь, что я не вру. А если эта правда кому-то неудобна, то это их проблема.
– Вер, ты пытаешься прикрыться громкими фразами, но ты поступила подло. И сама это знаешь.
– Я подло? – возмутилась Верка. – Эта тётка, значит, нарушает моральный кодекс и устав универа, изменяет своему мужу со студентом, а поступила подло я? Что у тебя за двойные морали?
– Если бы ты не влюбилась в Шаламова, ну или влюбилась бы, а он бы тебя не отшил, то тебе было бы абсолютно плевать, с кем там изменяет мужу Самарина. Вот что такое двойные стандарты. Так что, Филя, не строй из себя борца за добропорядочность. Ты тупо отомстила ей и ему.
– Как ты заговорила! – разозлилась Верка. – И вообще, с чего это ты вдруг её защищаешь? Вроде как ты – моя подруга, а не её. И откуда ты знаешь про то, что я…
– Доложила в деканат? Шаламов сказал.
– Тебе? Когда? Вы что, общаетесь?
– Да. Мы общаемся. И ему очень плохо из-за…
– Ты за моей спиной теперь с ним общаешься? – перебила она. – И ты мне будешь говорить что-то про подлость? Это вот такая ты подруга? Ты предала меня!
– Если бы ты отвечала на мои звонки, ты бы сама всё знала.
– А я не хочу ничего знать! Ни про Самарину, ни про твоего Шаламова, – вскочила из-за стола Верка, потемнев лицом. – Плевать мне на него… на них… на всех вас.
Она вдруг начала судорожно рыться в сумке. Потом вдруг достала из неё магнитик с головой Нефертити. Красивый. Маленькую фигурку черной кошки с позолоченным ободком на шее. И в прозрачном пакетике кулон на кожаном шнурке. Плюхнула всё это у меня перед носом.
– Вот, неделю почти в сумке таскаю. Специально для лучшей подруги привезла из Египта. Счастливо оставаться, – выпалила Филя, схватила сумку и пулей вылетела из столовой.
Я вдруг расстроилась, хотя ещё тогда решила для себя, что мы с Веркой, наверное, больше никакие не подруги. Может, ими и не были даже. Но сейчас после её ухода я сидела смотрела на эти сувениры и чувствовала, как на душе осело что-то муторное и тягостное.
Недели две, даже, наверное, дольше, мы с ней ни разу не пересеклись в универе. Я уж и забыла, если честно, о нашем разговоре в столовой. К тому же близился суд, мы постоянно созванивались с Самариной. Иногда она встречалась со мной и Димкой лично. И я ни о чем другом думать не могла, во всяком случае про Верку точно не вспоминала. Но как-то утром пришла в универ и в фойе встретила Лену Свиридову с компашкой. Они стояли у самого окна гардеробной и возбужденно что-то обсуждали.
– Тёмка еле выжил! – с надрывом говорила Свиридова. – Я с его мамой вчера вечером разговаривала…
Я сразу догадалась, о ком она. В волнении набрала Самарину, но та не ответила. Сам Шаламов был недоступен, а больше никаких общих знакомых у нас не имелось. Дозвониться до неё удалось лишь к обеду – к тому времени я уже вся извелась. Я ведь уже как-то прониклась к нему.
Ещё немного и я бы, наверное, даже у Свиридовой спросила, что с ним, когда наконец Валерия взяла трубку.
– Да! – Она всегда отвечала резко, как будто злилась, что её отвлекают от важного дела какими-то дурацкими звонками, но я уже привыкла к ее манере.
– С Артемом что-то случилось? По универу ходят всякие ужасные слухи.
С минуту она молчала. Сначала я не понимала, почему она молчит. Мне хотелось прикрикнуть: ну же! Ответь! А потом догадалась: у нее, наверное, перехватило горло. Она, наверное, пыталась взять себя в руки. Потому что Самарина могла как угодно гнать его от себя, но даже Димка, всего один раз увидев их вместе, понял, что между ними что-то есть, хотя они тогда с Шаламовым изображали взаимный игнор.
– Сейчас он вне опасности, – наконец произнесла Самарина глухо.
– А что? Что с ним?
– Подрался, – бесцветным голосом ответила она. – Если это всё…
– А навестить его можно?
– Третья городская травма, – ответила она и отключилась, не прощаясь.
Мы с Димкой тем же вечером его навестили. Правда, только постояли на пороге палаты, поздоровались и ушли. Там у него и так хватало посетителей – мужчина, женщина и девочка лет семи. Наверное, родители и сестра. Во всяком случае, Артем походил внешне на этого мужчину.
***
До Верки тоже дошли слухи про Шаламова. Причем как в «глухом телефоне». Там уже напридумывали того, чего не было. Во всяком случае Верка меня аж среди пары вызвала из аудитории и с перекошенным от страха лицом спросила:
– Ты слышала? Артема порезали? Он при смерти?
– Да ну нет! Что ты такое говоришь? Его просто побили.
– Как? Кто? Когда? Что с ним?
– Вер, давай после пары встретимся и поговорим. А то у нас тест.
Верка закивала:
– Да, да, хорошо. Я буду тебя ждать возле гардероба.
После пары я спустилась в холл. Верка и правда караулила меня и сразу подлетела всё такая же испуганная и несчастная.
– Ну? Что с ним?
– Да я точно не знаю, как всё произошло. Самарина сказала, что его побили.
– Кто? За что?
– Да не знаю я, – пожала я плечами. – Просто уличная драка, мало ли… Сейчас он лежит в травме на Тимирязева. Ничего особо ужасного, как я поняла. Вроде как, скоро выписать должны.
– А я сегодня была возле ректората и услышала… там какая-то девчонка рассказывала кому-то по телефону… сказала, что типа парня из нашего универа с юрфака прирезали… А потом назвала его фамилию…
– Слухам только и верить, – хмыкнула я.
– Тань, а можно его навестить?
– Зачем? – вырвалось у меня от удивления.
– Просто… ну и извиниться хочу. Ты права была, я плохо поступила… не должна была… от обиды… Мне стыдно было, даже когда ты это говорила… было стыдно. Поэтому и злилась… А сейчас хочу попросить прощения.
Вместе с Веркой я не стала подниматься в палату, осталась ждать в приемном покое. Она вернулась довольно быстро и четверти часа не прошло. И вся в слезах.
– Он такой… такой… что за сволочи с ним это сделали?! – всхлипывала она. – Он мне даже ответить не мог. Только моргнул глазами…
После больницы мы с Веркой забрели в какую-то кафешку.
– Я так себя теперь ненавижу за то, что тогда поперлась в ректорат, – сокрушалась она.