Результаты были. И когда их положили рядом с нашими, они практически совпали: 5, 7, 12... кюри на квадратный километр.
- "Как же так получилось, Борис Евдокимович, что ошиблись с местом? – спросил мстительный академик.
- "Строители настояли. Им удобнее и много дешевле проводить коммуникации. Грунт более приемлемый. А исправить ситуацию? Можно, конечно. Мы об этом думаем и работы начали. Будем проводить тщательную дезактивацию и города и окрестностей. Сильно зараженные места пока оградили, поставили знаки радиации".
После чего нам стало ясно, что мы ломимся в открытую дверь. Председатель все знал, а вот почему Правительство сделало такой выбор в пользу строителей и дезактивации? Сыграли ли здесь свою роль эти различия в дозах в 1,5-2 раза? Я не знаю этого и сейчас.
Мы вышли из кабинета. По дороге Александров, от которого я в жизни не слышал более сильных выражений, чем "вот, черти", сказал, ни к кому не обращаясь:
- "Вот черти, опять решили с наскока, не посоветовались, а теперь десять лет исправлять будут".
Десяти лет еще не прошло. Но все, прошедшие после начала строительства годы, пришлось "исправляли ситуацию", тратя огромные силы и средства.
1987 год и дальше
1. Когда начала писаться эта книга
Я лечу над Соединенными Штатами, рейс Альбукерк-Феникс-Вашингтон. Фантастика! До 1989 г. я никак не мог предполагать, что пролечу над этой огромной страной и вообще попаду за границу. Немногие приглашения из-за рубежа, приходившие на мое имя, ожидала одна и та же незавидная судьба. Очередной чиновник украшал их надписью: "Необходимость в поездке отпала" и подшивал в папку. Дальше этой папки мои путешествия так и не продвинулись. Но в 1989 г. Министр объявил: все, что связано с Чернобылем является открытой тематикой и может свободно рассказываться на конференциях и печататься в журналах и книгах. Это было летом, а уже осенью МАГАТЭ пригласило меня, как эксперта по Чернобылю в Вену. И дальше приглашения пошли одно за другим. Все бы хорошо, но вот мой английский...
Его состояние было совершенно плачевным.
На одной из конференций после напрасных попыток понять выступающих, я неожиданно сорвал свое раздражение на очень кротком и вежливом индусе. Он подошел ко мне в перерыве и начал щебетать что-то мелодичное.
- "Если Вы думаете, что я что-то понимаю, то Вы глубоко ошибаетесь. Во всяком случае, не больше, чем умная собака. В начальной стадии ее дрессировки" (Так я, по крайней мере, хотел сказать).
После этой речи индус долго благодарил меня и сказал (так я понял), что действительно хотел заниматься влиянием радиации на крупных животных.
Этот эпизод меня доконал.
Я решил серьезно заняться английским. Теперь, когда каждый делится опытом того, как надо изучать иностранный язык, возможно я составлю счастливое исключение, поскольку хочу рассказать как это делать не надо.
Не надо учить его самостоятельно.
Не надо начинать это делать, когда тебе сильно за пятьдесят.
Не надо заниматься по ночам.
Повторение вслух английских фраз во время работы в радиоактивных помещениях может создать у окружающих неверное представление о твоей вменяемости.
Не надо удивляться и сердиться, если собеседник при ответе на вопрос, не угадает, какие именно английские слова ты знаешь, и употребит другие.
Не надо...
Меня утешало одно. Известнейший французский ученый, профессор Пьер Пеллерен, проработавший в 1991 году вместе с нами внутри "Укрытия" больше двух недель, человек, к которому я отношусь с глубоким уважением, все эти две недели изучал русский язык точно по моему методу.
Правда, он не добился заметных успехов.
Прошло четыре года занятий и теперь, сидя в самолете, я проверяю свой английский на Гэрри Данбере, вице-президенте фирмы ЛАТА. Гэрри мой хороший друг и, этот факт, так же, как природное терпение, дает ему силы слушать чернобыльские истории в моем исполнении. Через час он заметно грустнеет. Но тут счастливая идея, как избежать полного истощения сил, озаряет моего слушателя.
- "Александр" – говорит он – "может быть, было бы лучше все это перевести на нормальный английский и напечатать. Тогда бы я смог спокойно и не торопясь прочесть Ваши истории".
Идея захватывает меня. Это как бы последняя капля, переполняющая чашу.
Так, урывками, в поездах Москва-Киев и Киев-Москва, вечерами, вместо изучения английского, тайком, на нудных совещаниях, начинает обдумываться и писаться эта книга.
2. Слоновья нога
8 декабря 1989 г. в главной тогда газете страны "Правда" появилась наша статья «Что делают люди в "Саркофаге"?». Она сопровождалась фотографиями. Так, впервые, был опубликован снимок "Слоновьей ноги", гигантского радиоактивного сталактита, образованного застывшей лавой. Впоследствии ее фотографии стали появляться в самых разных изданиях, цветные и черно-белые, сделанные с разным увеличением и разной подсветкой.
Надо сказать, что "Слоновья нога" честно заслужила свою славу, заставив нас изрядно поработать в 1986-87 гг. А один раз чуть не стала причиной настоящей трагедии. Но теперь обо всём по порядку.
Обнаружили ее в одном из помещений на отметке 6 м осенью 1986 г. Чтобы увидеть "Слоновью ногу" необходимо было проползти сквозь достаточно узкую, во всяком случае, для моих размеров, щель. Через несколько метров щель выводила вас в коридор обслуживания. Справа в этом коридоре находилась дверь в помещение, весьма пригодившееся нам для тепловой разведки. Как оказалось впоследствии, оно располагалось вниз и наискосок от места расположения главных скоплений лавы. В помещении этом было полно труб и очень жарко, более 40 градусов Цельсия. Однако, мощность дозы оставалась вполне приемлемой. Влево – коридор расширялся и там-то, вдали и красовалась черная, с гладкой поверхностью, огромная капля. Ее овевала прохлада и радиационное поле, достигавшее 8000 р/час.
Сразу же возникло множество вопросов, но, конечно, первый из них, из какого материала создала авария "Слоновью ногу"?
Своим тусклым блеском, этот материал очень напоминал свинец. Значит, свинец, который должен был взять на себя тепло ядерного топлива, наконец найден? Не зря его бросали в горящий реактор. И все обвинения, в адрес инициаторов заброски в том, что свинец просто испарился и дополнительно загрязнил окружающую территорию, безосновательны.
Распоряжения ПК были короткими и ясными: сфотографировать, взять пробы и провести их полное исследование.
Мало кто кроме курчатовцев знает, какую важную и какую трудную работу делали в Чернобыле наши фотографы и видеооператоры. Они шли вместе с разведчиками в темноту разрушенного блока. "Горели" в радиационных полях, но при этом переживали не за себя, а за аппаратуру. Завертывали фотоаппараты в свинец, чтобы от излучения не покрылась вуалью фотопленка, брали с собой приборы для освещения и тащили эту тяжесть на высоту двадцатиэтажного дома, во многих местах поднимаясь бегом. Остальные члены группы, вернувшись с блока, могли помыться и хотя бы немного отдохнуть, а для фотографов начинался новая, ответственейшая работа – проявление и печатание снимков. Потом дезактивация и ремонт аппаратуры. А назавтра новое распоряжение ПК и новый поход на станцию. Или проведение съемок с воздуха, наполовину высунувшись из люка вертолета, зависшего над шахтой реактора на двухсотметровой высоте.
Отбор проб
Руководил фотографами Валентин Ободзинский. Он и сделал первые снимки "Слоновьей ноги", но в черно-белом варианте. После их демонстрации последовало указание: сделать цветные фотографии. Однако Ободзинского в оперативной группе уже не было. Его здоровье пришло в столь критическое состояние, что наше руководство не вступая ни в какие дискуссии велело ему ехать в Москву и прислать себе замену. Так, в нашей команде появился новый, никогда еще не бывавший в Чернобыле человек, которому уже на следующий день после приезда необходимо было не просто посетить блок, а пройти и проползти весь труднейший путь к "Слоновьей ноге" и суметь сделать ее высококачественные цветные фотографии.