Постарайтесь себе представить следующую картину. Одно из относительно чистых помещений блока. Серые бетонные стены, два стола, покрытых полиэтиленом. На столах приборы, на бетонном полу путаница кабелей. На входе помещения, перегораживая его, стоит скамья. Каждый входящий садится на скамью снимает обувь, переворачивается, надевает другую, чистую (правильнее сказать более чистую) обувь и только после этого входит в помещение. Мы довольно темпераментно что-то обсуждаем и в этот момент гаснет свет. Ситуация, в общем, не новая, строители в очередной раз перерубили силовой кабель. Все безумно спешат, праздники неотвратимо приближаются, а "Укрытие" еще далеко от завершения.
Свет выключили, но у нас есть фонари и при их свете я обнаруживаю, что в комнату вошел и не сменил обувь один хороший, но очень рассеянный товарищ. Пока окружающие с удовольствием напоминают ему правила внутреннего распорядка, я где-то глубоко внутри начинаю чувствовать зарождающуюся тревогу. Дело в том, что именно этот, опытный в походах по блоку человек, должен был сопровождать фотографа к "Слоновьей ноге" и обеспечивать дозиметрический контроль. Он шел с ДП-5, а фотограф с дорогой японской аппаратурой. Конечно, в комнате темновато, но не настолько, чтобы не заметить фотографа. Его нет. Я осторожно спрашиваю:
- "Что успели отснять?"
Он стоит и даже при свете фонаря видно, как становится абсолютно белым его лицо:
- "Я отвел его, посадил в комнате справа, ну там, где жарко и доза небольшая, пополз за дополнительным прожектором, вернулся к ребятам, заговорился... забыл, совсем забыл, что он... внизу... ждет, сам выйти не может..."
Мгновенно настала абсолютная тишина. Я думаю, перед каждым из нас встала одна и та же картина. Человек, согнувшись и обливаясь потом, сидит в небольшой комнатушке и ждет. Он только что проделал страшный для новичка путь, он не профессионал и наверняка очень боится. Он ждет, но никто не приходит. Надо как-то выбираться, сил ждать в неизвестности и нестерпимой жаре нет. И в это время выключают свет. Теперь даже хорошо знакомый с дорогой человек не сразу найдет щель, через которую они пришли. Фотограф поднимается и идет, идет по нормальному коридору, в прохладную тишину... К мучительной смерти.
Что бы представить это потребовалось одно мгновение.
Я хочу вскочить, но ноги стали ватными и не держат. Как пьяный. Я подвел в эту решающую минуту. Но были люди, которые не подвели. Делаю еще только свой первый шаг, а уже в конце коридора с каким-то всхлипом, с хрипом в своих прокуренных легких, исчезает фигура человека.
Он прибежал во время. Фотограф уже вышел в коридор. Увидев человека, вылезающего из щели, с шахтерским фонарем на голове, он заплакал и начал бить своего спасителя драгоценной японской камерой.
Вечером в гинекологии безо всяких объявлений собрались вместе члены оперативной группы. Было одно единственное и очень короткое выступление. Один из нас встал и сказал:
- "Пусть уезжает. Работать с человеком, забывшим про товарища, не будем".
Затем все разошлись.
Страдания фотографа на этом не кончились. На следующий день надо было лететь на вертолете и, в уже описанных условиях, высунувшись из кабины, снимать блок. Он наверное старался, но на проявленных фотографиях кроме неба с пушистыми облаками ничего не проявилось.
Прошла неделя... И человек стал неузнаваемым. Его буквально приходилось держать за фалды, чтобы он не забывался и не попал в сильные поля или, того хуже, не вывалился из вертолета.
Мы проработали с ним много лет.
Попытки взять пробу вещества "Слоновьей ноги" одна за другой терпели неудачу. Сначала, исследователи соорудили систему из самоходной тележки и установленной сверху электродрели. Это сооружение подобралось к сталактиту, но не смогло просверлить в нем дырку – материал оказался слишком твердым.
Следующая попытка была произведена одним из военных, с неодобрением наблюдавшим за робкими усилиями науки. Сам я при этом не присутствовал, но согласно показаниям очевидцев, попытка была проведена в атакующем стиле. Никто не успел опомниться, как смелый офицер подбежал к "Слоновьей ноге" и начал бить по ней топором. Результаты оказались минимальными, если не считать его немедленного откомандирования из Чернобыля.
После нескольких посягательств на целостность "ноги" удалось набрать вещества на анализ. Исследования показали, что никаких следов свинца нет, зато есть своеобразная стекловидная масса, содержащая в себе весь набор радионуклидов ядерного топлива. Так впервые мы столкнулись с самым необычным веществом, рожденном в адской кухне аварии. Это вещество назвали "ЛАВА".
Весной 1987 г. снова встал вопрос об исследовании вещества "Слоновьей ноги". Мы имели информацию только о поверхности, а что находилось внутри? Конечно, обнаружить долгожданный свинец уже никто всерьез не надеялся, но понять внутреннюю структуру и состав было необходимо.
Сменное руководство оперативной группы состояло из двух человек: Начальника и Научного руководителя. В качестве последнего я приехал в Чернобыль второго марта 1987 г. И в эту смену, и в дальнейшем мне везло с Начальниками. Это были талантливые и опытные инженеры и прекрасные товарищи. В марте Начальником был Алексей Борохович, отличавшийся, кроме перечисленных выше качеств, высоким профессионализмом в области дозиметрии и неудержимой энергией во всех хозяйственных вопросах. Я помню, как однажды он долго укорял меня за то, что я просто так отдаю наши научные отчеты приходящим военным.
- "Они используют их и докладывают начальству, как свои достижения, а нам даже спасибо не всегда говорят" – возмущался он.
- "Что же делать? Вместе работаем, не давать отчеты нельзя".
- "Давать, конечно, нужно, но с умом. Военное ведомство страшно богатое. Пусть помогают нам в наших нуждах. Давайте в следующий раз я Вам покажу, как это надо делать".
Я согласился. Передача отчета проходила при закрытых дверях и довольно долгое время. Наконец, договаривающиеся стороны вышли удовлетворенно улыбаясь. На мой вопрос, какие блага удалось получить, Борохович таинственно сказал – "Вечером увидите".
Вечером, я подходил к жилому корпусу.
А надо сказать, что теперь мы жили в отдельном двухэтажном доме, с собственными легковыми и грузовыми машинами, складами и прекрасным санпропускником на первом этаже, с постоянным дозиметрическим и врачебным контролем. Вообще, жили так хорошо, как ни до этого, ни после в Чернобыле не жили, и все это благодаря энергии Бороховича.
И теперь, подходя к корпусу и ожидая дополнительные блага, я сразу заметил огромный трайлер и живую цепочку курчатовцев, по которой передавались на склад какие-то пакеты.
- "Вот! Уже час разгружаем. Военные нам прислали. За один отчет", – гордо сказал крайний в цепочке.
- "А что в пакетах?"
- "Кальсоны. Всего три тысячи пар".
- "Не много, на тридцать человек?" – робко спросил я. - "Могут ведь подумать, что на блоке мы ведем себя не очень мужественно".
Но общий энтузиазм не позволил кому-нибудь разделить мои опасения.
Когда снова возник вопрос об исследованиях "Слоновьей ноги", Начальник оперативной группы стеной встал против дополнительного облучения людей. Пришлось придумывать дистанционную технологию взятия проб. Помучившись несколько вечеров, мы кое-что придумали. Решили расстрелять этого монстра из стрелкового оружия, да еще так, чтобы пули ложились "одна в одну" и пробу можно было взять из глубины.
Сначала никто не хотел давать нам оружие. Военные послали нас в милицию, оттуда отправили в КГБ, из КГБ – снова в милицию. Помогла только наша чрезвычайная назойливость и то, что в милиции в это время работал прекрасный снайпер, капитан Сороко. Он и взял на себя осуществление этого, весьма необычного упражнения в стрельбе.