— Продовольствие... — сказал один и сделал движение вперед.
Второй, наверное, старший по званию, внимательно вгляделся в то, как подпрыгивая и переваливаясь на воронках, бежит машина, сказал:
— Она пустая. В ней ничего нет.
— Что же делать? — сказал первый. — Еще сутки и мы просто не сможем сдвинуться с места.
— Подождем немного, — сказал второй.
Через некоторое время сержант въехал в расположение своего полка.
Он подогнал фургон к штабу, вылез из машины и несколько раз присел, разминая затекшие ноги.
Затем снова встал на подножку кабины, вытащил из-за сидения котелок с ложкой и выпрямился. Посмотрел в одну сторону, в другую, убедился, что вокруг никого нет, никто его не видит, и...
... держа в одной руке ложку, а в другой — котелок, вдруг взял и сделал прямо с подножки своей машины боковое «арабское» сальто и опустился на землю. И пошел. Будто ничегошеньки не произошло, будто никакого сальто и не было, будто никто с подножки ЗИСа в воздухе и не переворачивался.
А шел он прямо к кухне. По дороге он кокетливо вставил ложку в карман гимнастерки и пощелкивал по ней пальцами, словно расправлял примятую хризантему в петлице чего-то очень штатского.
Был апрель сорок пятого. Было тепло и сухо.
В кирхе заканчивался концерт артистов фронтовой бригады. Из высоких готических окон, похожих на бойницы, неслась заключительная песня.
Сержант протиснулся к кирхе, прокладывая себе путь котелком.
Кончаем программу мы песней знакомой,
Ее от души на прощанье поем мы.
Так будьте здоровы! Покончив с врагами,
Победу мы вместе отпразнуем с вами.
Так будьте здоровы! Желаем вам счастья!
А мы уезжаем в соседние части!
Спели артисты последний куплет и полк бешено зааплодировал.
— Хороший концерт был? — спросил сержант у стоявшего рядом солдата.
Солдат поднял большой палец и ответил:
— Во, концертик! Так давали! Умрешь!
Все повалили из кирхи. Поток подхватил сержанта и солдата и выплеснул их на весеннее солнце.
— Акробаты были? — спросил сержант.
— Нет, — ответил солдат. — Только пели и представляли. Но я тебе скажу, как пели! Умрешь!
— Ясно, — сказал сержант и пошел на кухню.
— Гутен морген, гутен таг! — сказал сержант повару. — Расход оставили?
— А как же? — ответил повар. — Что ж мы — совсем бездушные? Давай котелок.
Сержант протянул повару котелок и устало присел на ящик из-под американских консервов.
Повар оглянулся и негромко спросил сержанта:
— Шнапс тринкать будешь? Я тут у одной фрау такой шнапсик за сгущенку выменял!
Сержант на секунду задумался и ответил:
— Да нет. Спасибо. Мне еще в дивизию ехать.
Повар навалил сержанту полный котелок каши с мясом и сказал:
— Не хочешь, как хочешь — ходи голодный!
И повар оглушительно захохотал. Правда, он тут же оборвал хохот, подмигнул сержанту, сказал:
— Вась, а Вась... Я чего спросить тебя хотел...
— Валяй, — ответил сержант, запихивая в рот ложку с изрядной порцией каши.
Повар зыркнул глазами по сторонам, понизил голос и как «свойсвоего» спросил:
— Васька, это верно писаря болтают, что ты раньше в цирке работал?
Рот у сержанта был набит кашей и поэтому он не смог сразу ответить повару. А когда, наконец, проглотил, то посмотрел на повара честными, прямо-таки святыми глазами и сказал:
— Врут, черти. Делать нечего, вот они со скуки и врут.
И сержант снова запихнул огромную ложку каши в рот.
Окруженные офицерами артисты выходили из кирхи. Вокруг стояли солдаты и разглядывали артистов так, как всегда разглядывают артистов.
Четверо мужчин и шесть женщин в штатских москвошвеевских костюмах и платьях выходили из немецкой кирхи в окружении двухсот пропотевших, пропыленных солдатских гимнастерок.
Был конец войны, и каждая гимнастерка бренчала медалями на грязных потертых ленточках.
У старой певицы на длинном пиджаке с огромными ватными плечами был орден «Знак почета».
Тощий подполковник слегка отстал от группы и поманил к себе младшего лейтенанта.
— Ну-ка, начпрода сюда.
Младший лейтенант метнулся в толпу и позвал толстенького старшего лейтенанта, показывая на подполковника.
Старший лейтенант подскочил, откозырял.
— Надо бы банкетик артистам соорудить, — сказал подполковник. — По баночке тушенки на брата, сахару подбрось, спиртику по сто граммчиков. Что там еще у тебя есть?
— Так, товарищ подполковник, я уже предлагал ихней руководительнице, — зашептал на ходу старший лейтенант и показал на старую певицу. — Но они говорят, что им некогда. Им, вроде бы, через два часа уже в штабе дивизии быть нужно. У них там обратно концерт.
— Ну, сухим пайком выдай. Прояви инициативу. Еще раз предложи культурненько... Что за тебя замполит должен думать? — и подполковник сердито ускорил шаг.
— Слушаюсь!
Старший лейтенант обогнал всю группу, взял под козырек перед командиром полка и спросил:
— Товарищ полковник! Разрешите обратиться к товарищу артистке насчет банкета?
— Обращайтесь, — сказал полковник и вся группа остановилась.
— Я, конечно, извиняюсь, товарищ заслуженная артистка, — культурно обратился старший лейтенант. — Но вы банкетик здесь кушать будете или с собой возьмете?
Полковник вздохнул и в отчаянии отвел глаза в сторону.
Старая певица ласково посмотрела на старшего лейтенанта и, взяв успокоительно полковника под руку, сказала начпроду:
— С собой, голубчик, с собой, если можно.
— Слушаюсь! — сказал начпрод и победно посмотрел на молодых офицеров — дескать, «и мы не лыком шиты!»
— А машина уже за нами пришла? — спросила заслуженная артистка у полковника.
Полковник улыбнулся, сделал жест рукой, говорящий о том, что «сию секунду все будет выяснено», и что-то тихо спросил у замполита.
Замполит кивнул и вопросительно посмотрел на начальника штаба. Начальник штаба пожал плечами и поманил к себе какого-то лейтенантика.
Лейтенантик козырнул, метнулся в толпу солдат, на какое-то время исчез в ней, а потом вынырнул уже за спинами толпы, таща за ремень какого-то солдатика.
Самым грозным образом лейтенант отдал приказ солдату, и солдат, изображая поспешность, потрусил к расположению полка.
Повар курил сигару, с удивлением разглядывал ее после каждой новой затяжки и по-мальчишески длинно сплевывал.
Сержант сворачивал цигарку.
— У тебя что, махра? — спросил повар и сплюнул.
— Ага.
— Кременчугская, моршанская?
— Моршанская.
— Тьфу! Это же не махорка, а «смерть немецким оккупантам!» Дать тебе сигару? У меня еще одна есть.
— Не хочу, спасибо.
— Интеллигент! — рассмеялся повар. — «Не хочу, спасибо!»
Еле волоча ноги подошел солдатик, которого лейтенант послал узнать про машину.
— Оставь покурить, — сказал он сержанту и присел рядом.
Сержант два раза затянулся поглубже и передал окурок солдату.
— Есть будешь? — спросил повар у солдата.
— А чего там у тебя?
— Каша с мясом.
— Ну ее... — отмахнулся солдат и повернулся к сержанту. — Ты не за артистами приехал?