Кстати, агростемма — это по-гречески «полевой венок», и меня удивляет, что эта красавица до сих пор не получила достойного ивритского названия. Это действительно растение удивительной красоты, но распространение земледелия в Стране почти полностью изгнало эту полевую красавицу из современного израильского ландшафта. У нее стройный и изящный стебель высотой до восьмидесяти и более сантиметров, на вершине которого красуются два-три фиолетово-розовых цветка. Когда у меня созрели первые агростеммы, я осторожно открыл их коробочки над миской и под грубой наружной кожицей обнаружил тонкий внутренний мешочек. Я освободил его, вынул, помял между большим и указательным пальцами, и семена высыпались в миску.
Я улыбнулся про себя: первые семена агростеммы для своего сада я когда-то получил в ботаническом саду Еврейского университета. Работники сада аккуратно отсчитали тогда в мою ладонь дюжину семян, и мне казалось при этом, что они не то священнодействуют, не то отсчитывают бриллианты. И вот теперь это редкое и почти истребленное растение умножилось в моем саду стократно. Я понял, что если этому растению и его семенам буду уделять столько же внимания, что макам и цикламенам, то не смогу уже заниматься ничем другим. Но после некоторых раздумий и проб я обнаружил, что скалка хорошо работает и здесь. Я рассыпаю сухие коробочки агростеммы на том же кухонном столе и той же скалкой (объявляю заранее, во избежание вопросов, что к агростемме можно применить ту же скалку, что к обработке семян синего василька) давлю с умеренной силой, и семена с восторгом выпрыгивают из своей тюрьмы наружу.
Самые спокойные и покладистые семена — у лютика. Они не упрятаны внутри коробочек, а живут открыто, но прижаты к своим стебелькам на протяжении большей части лета. В их честь я надеваю грубые, шероховатые рабочие рукавицы и с силой растираю скопления семян между ладонями. Они отрываются от стеблей и падают в миску, которая уже ждет их на кухонном столе.
Все эти странные работы я стараюсь делать, когда вокруг никого нет. С годами я убедился, что сначала они пробуждают в душе наблюдающих за моей работой любопытство, но затем настраивают их на критический лад, а то и на насмешки. У них находится что сказать не только по поводу моей, как им кажется, пустой траты времени («Почему бы тебе не сделать что-нибудь путное, вместо того чтобы играться с этими сухими колючками?!»), но и по поводу примитивности этой работы. И в самом деле, в сравнении с ультрасовременными, самыми передовыми методами, которые используются в израильском сельском хозяйстве, я пользуюсь в своем саду такими методами, которые даже земледельцам каменного века показались бы устаревшими.
«Когда я была девушка», как говорили в нашей семье все, включая мужчин, у нас коров еще доили руками, а во время экскурсий учеников начальной школы мошава Нахалаль в соседние арабские деревни мы еще видели феллахов, которые молотили катком и веяли деревянными вилами, как Орна Иевусеянин[46], которому принадлежало гумно на горе Мория в Иерусалиме. Библия рассказывает, что в наказание за перепись населения, произведенную царем Давидом, на израильтян была послана язва, но Ангел Смерти остановился на гумне Орны, и царь, через пророка Гада, получил повеление построить на этом месте жертвенник для Господа. Давид купил у Орны гумно, волов для жертвы всесожжения, молотило и воловью упряжь. Позднее на месте этого жертвенника царь Соломон построил храм. Но в ту ночь язвы и смерти Орна веял на этом своем гумне ячмень.
Я снова видел эти древние методы работы после Шестидневной войны в арабских деревнях на Восточном берегу, а позже — кое-где в Восточной Европе. Но я не земледелец, я скромно выращиваю дикие цветы, не предназначенные ни для продажи, ни для еды, и я получаю удовольствие от работы руками — простой, длительной и однообразной: по сбору семян, по молотьбе, по севу. Такая работа наполняет голову мыслями и планами, пальцы — памятью и знаниями, а сердце — надеждой и уверенностью. Конечно, мои семена не спасут меня от голода и не накормят меня вдоволь, не наполнят мои закрома, мою кладовую или мой кошелек, но есть что-то успокоительное и приятное в стеклянных банках с засыпанными в них семенами, которые убеждают меня, что и в будущем году у меня расцветут цветы. Это ведь тоже очень важно…