В первый год после посева семени цикламен выращивает клубень размером в шарик для настольного тенниса, и из него поднимается всего один листок. Это маленький листок, размером с ноготь большого пальца, но и он уже имеет ту форму сердечка, которая так типична для листьев взрослого цикламена. На второй год поднимется еще листок и клубень удвоит свой размер. А через три-четыре года он выпустит первый цветок, и с этого времени новые бутоны уже будут появляться каждый следующий год. Клубень цикламена продолжает увеличиваться все время жизни растения, каждый год добавляя все новые листья и цветы, и это тоже одна из особенностей цикламена — чем он старше, тем он красивее.
Но некоторые из цикламенов, растущих в моем саду, я принес из других мест в виде взрослых, уже больших клубней. Одну такую колонию я назвал «Метула», потому что большинство ее клубней были взяты с территории, которая позже стала новым районом города Метула (хочу подчеркнуть: по приглашению и с ведома местных органов власти). А другая колония, побольше, называется «Ифат», потому что клубни ее цикламенов я привез со склона, который сегодня составляет часть одноименного кибуца. Районный совет Изреэльской долины пригласил тогда всех своих жителей приехать на участок, отведенный под будущую застройку, и собрать для себя клубни растущих там цикламенов. Кто же настолько глуп, чтобы не отозваться на такое предложение?! И действительно, я оказался там одним из многих. Сюда пришли и те, кто мечтал создать большие колонии цикламенов в своем саду, и те, кому хотелось всего-навсего посадить несколько цикламенов у себя на балконе или даже один-единственный цветок в горшке на подоконнике. Здесь были и молодые родители, приехавшие с малыми детьми, чтобы преподать им знание природы и привить любовь к ней, и пожилые пары с внуками или без, и даже несколько иммигрантов из России, которые вообще-то выбрались собирать грибы, но подошли поближе посмотреть, зачем собрались люди. И было приятно слышать, как их акцент слегка смягчает все «е» в ивритском слове «ракефет», означающем «цикламен», и оно начинает слышаться как чисто русское слово.
Были здесь, конечно, и люди, которые не отличали цикламен от сливы. Эти срывали и топтали все направо и налево, но вот какое чудо: здесь было совсем не так, как бывает у нас обычно на улицах и дорогах, — тут можно было сделать человеку замечание и объяснить ему, что к чему, без того чтобы на тебя замахнулись киркой или подняли кулак. И наконец, не обошлось здесь и без эстетов, которые презирают любые «массы», что человеческие, что ботанические, — им, как объяснил мне кто-то из них, подавай одни лишь «орхидеи и офрисы». У таких изысканных людей душа тоже возвышенная и аристократическая, и потому простые люди, как я, которые собирают обыкновенные цикламены и обыкновенные анемоны, в их обществе испытывают вполне оправданное чувство неполноценности.
Те, кто пришел сюда с лопатой, немедленно раскаялись. Почва скалистая, лезвие лопаты широкое, и, входя в землю, оно где-нибудь обязательно наткнется на камни. Знающие люди вооружились кирками. К тому же опыт помогал им по диаметру листьев оценить размеры и расположение клубня, даже если он полностью скрыт под землей, и они знали, куда опустить кирку, чтобы не повредить клубень. Один из таких людей, человек умелый и ловкий, работал рядом со мной, и после небольшого обмена мнениями о преимуществах большой кирки (его) и достоинствах маленькой кирки (моей), он рассказал мне, что в его саду уже полным-полно диких цветов всех видов, а сюда он приехал за клубнями цикламенов, чтобы удивить всех соседей по поселку. Он уже какое-то время тайком прячет луковицы и клубни и высевает семена самых разных цветов на обочинах тамошних улиц и площадей. В следующем году все его цветы должны расцвести пышным цветом, и пусть тогда все в поселке гадают, откуда это вдруг появилось.
— И вы им не расскажете? — спросил я.
— Нет, — сказал он. — Только я буду знать. А для всех остальных это будет приятный сюрприз.
И его лицо осветилось такой улыбкой, что он сам стал похож на большой цветок.
Я посмотрел на него и вспомнил книгу Жана Жене «Человек, который сажал деревья», — маленькую книжку, вышедшую в свет в пятидесятые годы минувшего века. Она была переведена с французского на иврит и на многие другие языки и по сей день завоевывает сердца все новых читателей. Действие в ней начинается задолго до Первой мировой войны. Герой книги, пастух по имени Эльзеар Буффье, живет в небольшой пустынной и почти безлюдной долине, затерянной между склонами Альп и Провансом. Жителей там мало — только люди, которые тяжким трудом зарабатывают свой хлеб, угольщики да пастухи.