Русское Воскресение. № 112. 1958
Русская Мысль. № 1210. 1958
Два тоста
Это было пятьдесят лет тому назад. Это было тогда, когда мы были просто непозволительно молоды, но в то же время не только видели и воспринимали то, что воспринимать полагалось, но запоминали и то, что, в сущности говоря, следовало пропускать мимо. А иногда именно это-то и запоминали, как запомнил я, – пятьдесят лет тому назад подпоручик Л. Гв. Семеновского полка – те два тоста, о которых сейчас хочу старым однополчанам – напомнить, а молодым – поведать.
В дни празднования 200-летнего юбилея славной полтавской победы в 1909 г. в Полтаве многое мы видели то, что знали и ранее, – мы видели стройную фигуру Государя Императора Николая II, его чарующую улыбку, привязывавшую к нему всегда все сердца, его привычное разглаживание обратной стороной ладони правой руки, русых, слегка даже и рыжеватых усов. Мы видели восторг солдатской массы, а в особенности солдат провинциального гарнизона, никогда не видевшего Государя, мы сами испытали непривычную тревогу, когда на панихиде на Братской Могиле на поле Полтавского сражения Император Николай II, которого один из его недоброжелателей (кажется, что Витте) назвал самым вежливым человеком, при условии, что «аккуратность есть вежливость королей», – опоздал почти что на час, увлекшись разговорами с очарованными им сельскими старостами, в лагерь которых он заехал по дороге на панихиду.
Мы видели и самый парад… но наши полки, Преображенский и Семеновский, привыкшие к несравненному при всей узости Марсова поля в Петербурге «Майскому параду», к слову, бывшему всегда в апреле, конечно, парадом на поле Полтавского сражения, поражены не были. Разве что блистание золотых парчовых облачений на многочисленном духовенстве под жарким южным солнцем. И тут мы больше радовались тому, что настояния командира Гвардейского корпуса генерал-адъютанта Данилова, чтобы гвардия в Полтаве выступала в зимней парадной форме (это при 33 градусах тепла по Реомюру), не увенчались успехом. Мы видели многое, видели то, о чем писали тоже многие, и в особенности в дни 200-летия полтавской победы.
Но я хотел сказать в этой моей заметке не о всем том, что припомнил выше, а о тех «Двух тостах», о которых, может быть, следовало и забыть.
Оба тоста были сказаны после торжественных обедов в нашей Семеновской собранской палатке, которая тогда стояла на поле Полтавского сражения, где за 200 лет до этого умирали за Россию наши предки.
Первый тост произнес наш почетный гость Великий Князь Константин Константинович. Он был строен, красив красотой своего романовского типа (и по росту, и по облику), несмотря на невыгодность защитной формы, выделяясь какой-то особой «франтоватостью», по погонам, орденам и др. Выделялся он и своим голосом, и даже не самим голосом, как манерой говорить, слегка грассируя, по которой, закрывши глаза, можно было сказать, кто говорит.
Поэт и литератор, он говорил красивые и запоминающиеся слова. Исходя из того, что он говорил в Семеновском собрании и на полтавском поле сражения, он говорил о тех русских богатырях, которые, борясь с змием тугариным, в те секунды, когда коварный змий их побеждал и опрокидывал на родную богатырям землю – именно от нее набирались новых сил для сопротивления злой силе и, продолжая борьбу, приходили к победе. Так, по мнению Августейшего поэта, и семеновцы, коснувшись родной полтавской земли, там, где их предки защищали Родину от шведского змия, набирались сил для своих будущих подвигов во имя России. Как трудно было себе тогда нам, слушателям талантливой речи, представить, что уже только через пять лет эта борьба со змием станет для всех нас совершившимся фактом!..
Но постепенно Великий Князь приблизился к концу своей речи, и тут произошло нечто неожиданное. Тесно связанный хотя бы своими «Измайловскими досугами» с родным ему Л. Гв. Измайловским полком, оратор, заключая свое слово, оговорился и закончил с большим пафосом и подъемом тостом за Лейб-Гвардии… Измайловский полк.
Помню, что внимательно слушая речь Великого Князя, я как-то растерялся и сразу поняв, что произошла неожиданная и нежелательная гаффа, невольно подумал в те несколько секунд, которые прошли после окончания тоста – о том, как же это возможно поправить. Каждую секунду мог начать соответственный полковой марш наш оркестр, и этот марш был бы неизбежно – Измайловский.