Это все интересно, все поучительно, порой даже и трогательно, как, например, «внемузейная» собственноручная надпись на стене одного из подвальных казематов Альказара, участника обороны, свидетельствующего о том, что на этом месте в дни обороны… родился его первенец – сын. Все это, конечно, производит впечатление, но это не главное, и это, вероятно, возможно увидеть не только в стенах Альказара.
Но есть там еще одно воспоминание, и на нем я хочу остановиться несколько дольше.
Обходя уцелевшие (а кое-где и восстановленные) комнаты военного училища, мы попали в довольно просторное помещение, на стене которого висят два больших портрета, написанных масляными красками, – портрет старого испанского полковника и портрет совсем молодого человека в полуспортивном костюме. Под каждым из этих портретов – небольшой столик с телефонным аппаратом, а между портретами большая мраморная доска с испанской надписью на ней. Великий Князь, в своем бесконечном внимании, – сразу же увидел мой интерес к тому, что, по-видимому, было центром всего музея, и сам, бегло читая прямо по-русски испанскую надпись на доске, перевел мне ее содержание.
Всего несколько строк, но как много говорят они…
«Толедский Альказар.
Телефонный разговор, имевший место 23-го июля 1936 года, между полковником Москардо из Альказара со своим сыном и начальником милиции г. Толедо, говорившим из помещения Губернского Управления.
Начальник милиции. – В истреблении людей и творящихся преступлениях виноваты вы. Я требую, чтобы в течение десяти минут Альказар сдался; в противном случае расстреляю вашего сына Луиса, находящегося здесь, в моей власти.
Полковник Москардо. – Верю.
Начальник милиции. – Чтобы вы убедились, что это правда, ваш сын подойдет к аппарату.
Луис Москардо. – Папа!
Полковник Москардо. – Что, сын мой?
Луис Москардо. – Ничего, говорят, что меня расстреляют, если Альказар не сдастся.
Полковник Москардо. – Тогда вручи свою душу Богу, крикни “да здравствует Испания” и умри как патриот.
Луис Москардо. – Целую тебя папа.
Полковник Москардо. – И я крепко тебя целую, сын мой. (Обращаясь к начальнику милиции): – Можете сэкономить время, данное мне, потому что Альказар никогда не сдастся.
Через несколько дней Луис Москардо был расстрелян».
Вот и всё… Телефонные аппараты на столиках под портретами – это именно те телефоны, которыми пользовались отец и сын Москардо…
На меня это все произвело впечатление потрясающее!
Конечно, комендант Альказара, испанский старый офицер, не мог сдать своей импровизированной крепости, это несомненно… для этого нужно было быть только честным офицером… но для того чтобы остаться жить после этого разговора и после завершения обороны – надо быть героем. Как надо, конечно, быть героем, чтобы в юном возрасте ответить отцу так просто, как ответил молодой Москардо…
Это все так! И слава испанцам, что среди них были такие отец и сын. Имеет право на жизнь нация, которая вырастила таких сынов!
Все остальное было для меня уже только подробностями – впечатление от прочитанного мне Великим Князем разговора, как я и отметил, было для меня ошеломляющим, хотя кое-что об этом историческом разговоре я, конечно, слышал и раньше… Но тут, на том самом месте, перед «их» портретами, перед теми самыми телефонами… От этой «романтики» в моем характере я освобождаться не хочу, и наличие ее в наш слишком трезвый век не заставляет меня краснеть. Достаточно быть военным, чтобы понять значение для национальной Испании этого разговора…
Но почему же в нашем сборнике я вспомнил этот исторический подвиг испанских белых?
Героический эпизод в Альказаре мною так кратко описанный, происходил в 1936 году, то есть через девятнадцать лет после окончания 1-й Мировой войны и через шестнадцать лет после завершения Гражданской войны в России. Европа уже кое-что начинала понимать, и потому гражданская война в Испании привлекала к себе внимание не только военных кругов всего мира. Большевики, конечно, помогали испанским красным, немцы в рядах белых испанцев умудрились устроить военную школу для германских офицеров и солдат, так сказать – на поле сражения! Если не весь мир, то во всяком случае «вся Европа» с затаенным дыханием и неослабным вниманием следила за всеми перипетиями Гражданской войны в Испании и в частности за героикой Альказара…
А что было у нас в тяжелые годы Гражданской войны 1917–1920 годы!? Кто интересовался нами? Кто. даже и не с напряженным вниманием, а просто с каким-то небольшим интересом следил за перипетиями наших белых боевых фронтов, за нашими «Альказарами»? Кто? Ллойд Джордж, смехотворно увековечивший пресловутого «генерала Харькова»? И кто еще?