- Засыпай, все наладится, - сказала Ламис свою любимую фразу и вышла из моей спальни.
Я повернулась на бок и прикрыла глаза. Я думала, что в постели Гафура научилась всему, что должна знать женщина, сведущая в эротической науке. Но после ночи с Аббасом, я поняла, что не знаю ровным счетом ничего. Ведь с Гафуром было только мое тело, которое безропотно сносило нежеланные прикосновения, а с Аббасом была я вся – тело, личность и душа. Все было по-другому, по-новому, и я, наконец, поняла значение фразы «заниматься любовью», она обрела для меня смысл. Мы занимались любовью еще три раза за ночь и каждый раз, он дарил мне нежность, удовольствие и страсть. Наутро, перед самым рассветом Аббас разбудил меня поцелуем и велел одеться. Я медленно натянула лиф с юбкой и сонно посмотрела на него. Мужчина зажал мое лицо в ладонях, заглядывая в глаза, а потом поцеловал в лоб и обнял – он прощался со мной без слов. Я теснее прижалась к Аббасу, вдыхая и запоминая только ему присущий аромат, я понимала, что мы вряд ли еще раз увидимся. Мужчина мягко отстранил меня от себя и позвал охранника, который стоял у двери. Тот с поклоном вошел, и Аббас подтолкнул меня к нему. Я на мгновение задержала взгляд на сильном мужчине, который подарил мне нежную ночь любви, и, прошептав лишь одними губами «спасибо», а потом ушла из его спальни навсегда.
Ламис сказала, что все наладится. Но все уже наладилось. Наладилось и рушится снова.
Весь день внимание всего гарема было приковано к моей персоне. Первым меня посетил Карим, он строго осведомился, как я себя чувствую и не нужен ли мне лекарь. Я ответила, что все нормально и Ламис кивнула в подтверждение моих слов, когда суровый взгляд Карима остановился на ней.
- На её теле нет никаких повреждений, - уточнила Ламис.
Похоже, Карим волновался, как сильно наказал меня Аббас за мое неповиновение в общем зале. Он снова посмотрел на меня, но уже любопытство сквозило в его взгляде. Я знала, что Карим не мог спросить об этом напрямую, ведь это было не его дело. Мужчина поджал губы:
- В любом случае господин Гафур узнает о твоем непростительном поведении вчера. Ты его опозорила своей дерзостью.
Впервые за долгое время мне было все равно, я не почувствовала ни страха, ни ненависти. Я только почтительно склонила голову, чтобы Карим не заметил мое безразличие. Он покинул спальню, и Ламис посеменила за ним.
Через двадцать минут дверь в мою комнату снова открылась и Батул прошмыгнула внутрь. Она быстро направилась ко мне и порывисто обняла:
- Джуман, мне так жаль.
Почему все меня жалели, ведь я провела замечательную ночь? Подруга отстранилась от меня и заглянула в глаза:
- Как ты себя чувствуешь?
Я чуть улыбнулась и ответила:
- Все хорошо.
Взгляд Батул стал сочувственным:
- Не надо жалеть мои чувства, расскажи все. Это было ужасно?
Я отошла от неё и села на постель:
- Все, правда, хорошо, Батул. Он был нежен.
- Нежен?
- Да, почему это удивляет тебя?
Батул присела возле меня и взяла за руки:
- Аббас жестокий воин, на его руках кровь тысячи неверных. И ты хочешь меня убедить, что эти руки были нежными с тобой?
- Я не буду ни в чем тебя убеждать, я просто говорю, как есть.
Батул придвинулась ближе ко мне и её взгляд загорелся лукавством:
- Тебе что, понравилось?
Я чуть покраснела и отвела взгляд, но подруга успела прочитать в нём ответ:
- Джуман! – воскликнула она и еще раз меня обняла: - Я рада за тебя, хоть это и плохо. Будь он жестоким, возможно ты бы по-другому взглянула на Гафура, а так... Теперь тебе будет еще сложнее.
- Я знаю.
Батул отстранилась:
- Но ты сильная, ты справишься. Я верю в тебя, - женщина улыбнулась: - Расскажи, как это было?
Я смутилась и прикрыла глаза. Батул рассмеялась:
- Да брось, Джуман, мы ведь в гареме, а не в монастыре.
Я сдалась:
- Он был нежен, заботлив, предусмотрителен. Он как будто знал, как мне нравится больше всего.
Батул сладко вздохнула:
- Все это я чувствую с Гафуром. Жаль, что у тебя не так.
Я улыбнулась:
- Если бы у меня было так, мы бы сейчас не сидели вместе, ведя задушевные беседы. Мы бы планировали козни друг против друга.
- Как ты говоришь: «Нет худа, без добра». Так? Мне нравится, что ты во всем находишь что-то хорошее, - рассмеялась Батул, а потом заметила: - Надеюсь, тебе не надо объяснять, что другие в гареме не должны знать, как тебе понравилась эта ночь, особенно Гафур?
Я понимающе кивнула, а Батул теснее придвинулась ко мне и тихо спросила:
- Это правда, о чем шепчутся в гареме? Янычары любят входить в «срамной вход»? Это больно?
Я рассмеялась, наблюдая за её искренним любопытством:
- Я не знаю, Батул. Со мной он этого не делал.
- А что делал?
Я рассмеялась еще громче.
В обед в общем зале я ловила на себе сочувствующие взгляды наложниц. Даже те, кто вчера хотел разделить ложе с Аббасом, проявляли сострадание. Видно их умы рисовали невероятные кары, которыми смутьянку ночью наказал жестокий друг господина. Я не стала разочаровывать участливую публику и изобразила на лице смесь печали и покорности: спина согнута, голова опушена, взгляд излучает скорбь – актриса из меня, кажется, удалась на славу. Даже Исад, что за время моего пребывания в гареме не сказала мне и десяти слов, проходя мимо, задержалась возле меня:
- Твой вчерашний поступок был необдуманным и глупым. Никогда не перечь мужчинам, они жестоко наказывают за это. Надеюсь, ты не очень сильно пострадала?
Я вздохнула и покорно ответила:
- Я заслужила все, что получила.
Исад кивнула и отошла, не дождавшись подробностей. Мою руку пожала Батул, которая сидела рядом. Я подняла голову и, заметив её хитрую улыбку, которая мгновенно пропала, прикусила губу, чтобы не рассмеяться.
Последний своим вниманием меня одарил Гафур, вечером Карим отвел меня к нему. Я с надеждой переступала порог его спальни, потому что меня не подвергли тщательному мытью и подготовке к ночи с господином. Мужчина поднял голову от каких-то свитков, которые читал, и махнул мне рукой. Я подошла и стала в двух шагах от него, смиренно опуская голову. Гафур внимательно оглядел меня и спросил:
- Карим сказал, ты отказалась от лекаря?
- Да, господин.
- Значит ли это, что у тебя ничего не болит, или ты просто храбришься?
- Ничего не болит, господин.
Он кивнул:
- Я знаю Аббаса, он не станет злоупотреблять своей силой. И всегда контролирует свою ярость. Это он на корабле наказал тебя за дерзость, - я резко вскину голову, изображая удивление. Я знала, что ступаю на скользкую дорожку, надежда была только на то, что сегодня Аббас не был откровенен с Гафуром. Мужчина наклонил голову: - Если бы тогда я сам взял плеть, мог бы засечь тебя до смерти.
Я прикусила губу и опустила взгляд. Гафур поднялся и подошел ко мне, он приподнял мое лицо за подбородок и заглянул в глаза:
- Я думал, ты смирилась, но как показал вчерашний вечер, это не так. Прошло уже достаточно времени, Джуман, тебе пора принять свою судьбу.
Я кивнула и зашептала:
- Я просто испугалась вчера, господин. Никто не предупредил меня, что я буду принадлежать кому-то кроме вас.
Гафур сильнее сжал мой подбородок:
- Ты моя, а, значит, я могу отдать тебя любому, кому захочу. Ты поняла?
- Да, господин.
Мужчина секунду вглядывался в мое лицо, а потом обнял и прижал к себе:
- Я знаю, что тебе было страшно, Джуман. Ты и в моих руках еще не до конца пообвыклась, а что говорить о руках другого мужчины. Он причинил боль?
- Я была покорной, господин, ему не пришлось, - мои слова были и ложью, и правдой одновременно.
- Это хорошо, я не хочу, чтобы ты страдала, - он еще раз заглянул в мои глаза. – Ну, все, иди, моя жемчужина, у меня много дел.
Я покорно кивнула и быстро шмыгнула за дверь, пока мой мучитель не передумал и не решил пожалеть меня ни только словом.