Аббас. Я думала о нем каждую свободную минуту, поэтому старалась, чтобы их было поменьше. Но когда минуты все же находились, мои мысли наполнялись приятными образами, что блекли с каждым днем все сильнее. В какой-то момент я испугалась, что и вовсе забуду ночь, проведенную с ним, но потом успокоилась, решив, что, возможно, это будет даже к лучшему. Тогда мое сердце не будет сжиматься стальным обручем тоски, сердце снова станет пустым и безучастным.
Из невеселых мыслей меня вывела Батул, которая громко рассмеялась с какой-то шутки господина. Я вздрогнула и обвела взглядом общий зал гарема, в котором, как всегда, с приходом Гафура, начался праздник. Батул протянула мне горсть орехов и как-то странно улыбнулась:
- Как ты себя чувствуешь, Джуман?
- Хорошо, - кивнула я, ловя на себе задумчивый взгляд Гафура.
Батул насыпала мне орехи в ладонь и сказала:
- Ешь, они полезны для здоровья, - я удивленно посмотрела на подругу, та нежно улыбнулась в ответ: - Ты бледная последнее время. У тебя ничего не болит?
- Со мной все хорошо, - нахмурилась я от её пристальной внимательности.
- Возможно, тебе надо больше отдыхать в такие дни.
Я не сразу поняла, о чем она говорит, а когда осознала, краска стыда залила лицо. Мой лунный календарь завершал свою месячную фазу, и Ламис отпаивала меня легкой настойкой, чтобы кровь не шла так обильно. Но откуда Батул знает об этом? У неё, что повсюду шпионы? Я стыдливо опустила взгляд, смущаясь донельзя, что Гафур стал свидетелем этого разговора. Хотя, возможно, он ничего и не понял. Но он все понял, мужчина протянул ко мне руку и приподнял за подбородок, заглядывая в глаза:
- Если ты устала или болит живот, скажи. Я велю уложить тебя в постель и позвать лекаря.
- Со мной все хорошо, мой господин, - скрепя зубами, ответила я.
Мужчина легко улыбнулся и погладил моё лицо, лаская кожу:
- Женщины капризны и плаксивы в такие дни. Но только не ты. Да, Джуман? Моя жемчужина, как всегда, мужественно сносит все тяготы.
Я ничего не ответила, и Гафур убрал руку, переводя взгляд на танцовщицу, которая до этого безрезультатно пыталась привлечь его внимание. Танцовщица стала еще старательнее крутить бедрами и соблазнительно улыбаться, и господин поддался её чарам. Он вдруг встал с места и начал танцевать вместе с ней, заслужив этим радостные крики, аплодисменты и смех наложниц. Я придвинулась к Батул и зашептала на самое ухо:
- Что за разговоры? Хочешь, чтобы я со стыда сгорела?
Не отводя радостного взгляда от танцующего Гафура, Батул ответила:
- Ты женщина, это естественно. В этом нет ничего постыдного.
- Откуда ты, вообще, узнала? – разозлилась я.
Батул посмотрела на меня, на её лице горела веселая улыбка:
- Ты удивляешь меня, Джуман. Столько времени в гареме, и такие вопросы. Я фаворитка господина у меня повсюду уши. Но даже не будь я ею, все равно бы знала. Все в гареме знают о твоем женском недомогании.
Я в ужасе распахнула глаза:
- Что?
Батул засмеялась:
- Джуман, ты как маленькая, ну, правда. Весь гарем ждал прихода твоей крови, ты была с другим мужчиной и могла забеременеть. Всем наложницам дают специальные травы, чтобы этого не произошло, но и они иногда дают сбой.
- Как у тебя?
Батул нежно улыбнулась и погладила живот:
- Нет. Мне специально перестали давать травы, чтобы я зачала ребенка от господина. Он захотел, чтобы я родила ему сына.
Я понимающе кивнула и спросила:
- А если бы я забеременела от Аббаса? Что было бы со мной и ребенком?
Батул печально посмотрела на меня:
- Я не знаю, Джуман, господин бы решал твою судьбу. Но хорошо, что этого не произошло: в гареме Гафура рождаются и живут только его дети.
Я прикрыла глаза, ну, конечно, как же иначе. Батул сжала мою ладонь и зашептала:
- Но теперь все наладится, ты не беременна, а, значит, скоро вновь станешь посещать спальню господина. Я знаю, ты не хочешь этого, Джуман, но так было бы лучше всего. Если бы ты стала его фавориткой, когда я уже не смогу ею быть, в гареме был бы порядок и покой. Ты будешь хорошей фавориткой Джуман, честной и справедливой. Я знаю, это корыстные мысли, я думаю лишь о себе и своем малыше, но я надеюсь, что так оно и будет.
Я устало вздохнула, мои надежды рушились, как карточный домик. Гафур не звал меня к себе не потому, что остыл, он просто ждал, чтобы убедиться, что я не ношу под сердцем чужого ребенка. А теперь, когда все знают, что этого не произошло, двери его спальни снова будут открыты для меня.
От этих мыслей у меня и вправду разболелась голова. Я шепнула Батул:
- Пойду к себе, мне что-то нездоровится.
Подруга внимательнее присмотрелась ко мне и сжала мою ладонь в безмолвной поддержке. Я медленно поднялась на ноги и, спросив разрешение у Карима, вышла из общего зала. Безмолвная рабыня тихо ступала за мной, пока я шла к своей спальне. Мне вдруг стало так горько и одиноко, что я поддалась порыву и, ускорив шаг, побежала по направлению сада. Прохлада ночного воздуха ударила в лицо, остужая печаль, но испуганная служанка, прервала мое уединение:
- Госпожа, идемте внутрь, вам нельзя здесь так поздно.
- Плевать, - было ей ответом, и я углубилась в сад.
Она не отстала:
- Госпожа, прошу, идемте обратно. Господин Карим будет браниться.
Я развернулась к девушке, и она чуть отшатнулась, видно читая на моем лице, все, что я думаю на этот счет. Её неподдельный испуг чуть привел меня в чувства:
- Еще пару минут и пойдем.
Рабыня быстро кивнула и воровато огляделась вокруг, пытаясь увидеть в ночи свидетелей моего непослушания. Я подставила лицо звездам, которые сияли в ночном небе: если отстраниться от запахов и звуком востока можно представить, что ты в родном доме, ведь звезды светят везде одинаково. А если прикрыть глаза, можно вообразить, что возле тебя стоит любой человек. Я представила свою миленькую горничную, с юного лица которой не сходила полуулыбка. Свою строгую бабку, которая забавно поджимала губы. Своего задумчивого отца... Но их образы поблекли и быстро исчезли, на смену им пришло мужественное лицо с темным взглядом, который светился нежностью и проникал в самую душу.
Я распахнула глаза и задышала чаще, прогоняя ночное видение. Сейчас не место и не время думать о нем. Я обернулась к служанке, которая все также воровато оглядывалась вокруг:
- Не бойся. Идем.
Она почтительно склонила голову и медленно побрела за мной. Проводив меня до двери спальни и услышав, что мне больше ничего не нужно, девушка, наконец, оставила меня одну. Я легла на кровать и уставилась в потолок: мыслей не было только чувства, в которых мне совсем не хотелось разбираться. Через пару минут дверь открылась, и заботливая Ламис вошла внутрь.
- Я послала за лекарем.
- Зачем? – безразлично спросила я.
- Рабыня сказала, ты вела себя странно. Это может быть нервное расстройство, из-за твоей женской болезни.
- Наябедничала, значит.
Ламис недовольно поджала губы:
- Тебе не стоит нарушать правила гарема. Даже фаворитке господина этого не позволено.
- Я не его фаворитка.
- Это скоро изменится. И тебе надо быть мудрей, если хочешь подольше ею оставаться.
Я медленно повернула голову, заглядывая Ламис в глаза:
- Что было бы, если бы я зачала от гостя господина? Ребенка бы убили?
Ламис поджала губы:
- Этого не случилось, что об этом думать.
- Значит, убили бы, - подытожила я. – Меня бы тоже убили? Вот было бы хорошо.
Женщина шагнула ко мне и притронулась ко лбу:
- Ты не в себе. У тебя жар?
Я смахнула её руку:
- Нет. Мой разум не помутился.
- Тогда не болтай чепухи. Особенно при лекаре.
Я симулировала болезнь, только один раз, в детстве, но после этого получила такой нагоняй от бабки, что желание делать это снова навсегда пропало. Но сегодня мне пригодился детский опыт: местный лекарь был благодарным зрителем. Он сразу выявил у меня нервное расстройство, женскую слабость и еще пару тройку незначительных недугов. Старичок прописал полный покой и постельный режим. Этого я и добивалась. Жаль только, что ни один фальшивый недуг лекарь не нашел заразным, иначе бы меня и вовсе оставили в покое. А так мне пришлось терпеть строгий допрос Карима, монотонную болтовню Ламис и навязчивую заботу служанок. Одну Батул я была искренне рада видеть.