Как русские люди способны страдать.
А если вы вдруг сбережете поэта,
Потомки спасибо вам скажут за это.
ДЕРЖА РУКОПИСЬ ПОЭТА
Мало приятного, признаться,
В чужую душу окунаться.
И для чего в стихах мудрить?
Без рифмы мог бы говорить.
Не могут обойтись без позы!
Слаба им, видите ли, проза.
И вообще, не вызывает у меня сочувствия и сожаленья
Судьба идущего на смену поколенья.
Я не могу понять, зачем они-то лезут на рожон?
Но поглядим, что сочинил обросший бородой пижон.
Во-первых, вряд ли можно отнести к числу удач
Само названье это: "Русский плач".
А во-вторых, навряд ли будет интересно
Все то, что нам заранее известно.
РУССКИЙ ПЛАЧ
И вот я на Западе скоро два года.
Чего ни коснешься - повсюду свобода.
Но только для русской литературы
И тут невозможно никак без цензуры.
Выходит, для русской литера-туры
Фактически две существуют цензуры.
Одна жмет в России, другая - снаружи.
Трудно ответить, которая хуже.
Одна вынуждает помойку хвалить,
Другая, напротив, помоями лить.
Обеим плевать на искусство святое.
Сражатся с обеими - дело пустое.
Здесь та же бездарность, но наоборот.
И здесь затыкают строптивому рот.
Слов русских здесь море.
А русского в нем,
Как говорят, не сыскать днем с огнем.
И самая жалкая участь при этом -
На Западе русским остаться поэтом.
Что хочешь, пиши.
Но попробуй издать.
Издать удалося, попробуй продать.
Считай повезло, если русская пресса
Явила крупицу к тебе интереса.
Вдвойне повезло, если группка какая,
Своим посчитавши, тебя приласкает
И будет на шее затягивать ту же
Петлю, как и дома, да только потуже.
Но это все было терпимо бы.
Да
Гораздо страшнее свалилась беда.
Вдруг я почувствовал с первой же строчки,
Что память о прошлом намного короче,
Чем думалось мне перед дальней дорогой.
Но рану смертельную лучше не трогай.
О Боже, за что этот в спину удар?
На что мне теперь поэтический дар?
Пошли мне хотя бы в ничтожнейшей дозе
Способность кормится в посредственной прозе!
Как всякий русский человек судьбу любую я приемлю.
Лишь бы ногами ощущать отцами обжитую землю.
На что мне бытовой уют, на что гражданские свободы,
Если не вижу я земли, впитавшей прожитые годы.
Вопрос меня преследует везде:
Кто мы такие, что несем мы миру?
Ответ преследует: мы - дезертиры,
Народ покинувшие свой в беде.
Не мы покинули народ, а он
Сам вышвырнул нас вон, -
Себе я тут же возражаю.
И тут же аргумент свой разрушаю.
И все-таки не ты прав, а они.
Себя, а не народ во всем вини.
Уж так заведено на этом свете:
Народ вины не ведает, как дети.
Закрою глаза, и мне сниться опять
Родина-Мачеха,
Родина-Мать,
Ангел-хранитель,
Суровый палач,
Счастья улыбка и горестный плач.
Там под вечер собирались питухи.
Вытрясали на закуску пятаки.
А измятые рублевочки
На закупку поллитровочки.
Затевали в состоянии подпития
Разговоры о потребности развития.
И неслись часы короткие запойные.
Раздавались выраженья непристойные.
А потом их увозили "избавители",
Не подумайте худого, в вытрезвители.
Только теперь я почувствовал вдруг:
Дорога моя - заколдованный круг.
Мне нужен (как воздух, как хлеб) выпивоха.
Здесь без него ужасающе плохо.
Явись он, клянуся, я стал бы упрямо
Копать как расплату бездонную яму.
Да, были времена!
Как музыка, для нас звучали западные имена.
Теперь же мы прокладываем миру путь.
И от имен от наших мир охватывает жуть.
Пускай владельцев тех имен давно истлело тело.
Мы продолжаем их нетлеющее дело.
Давно ни с кем и ни о чем не спорю я.
Не претендую быть провинциальным бардом.
Готов считаться косным авангардом
Великой мерзости по имени История.
Кто ты? - вопрос я задаю
По десять раз на дню.
И отвечаю: старый волк,
Попавший в западню.
Меня на остров без людей
Швырнул морской прибой.
Команда вся пошла ко дну,
А я - один живой.
Я - одинокий космонавт
В созвездьи Гончих Псов.
Не вижу больше лиц людей,
Не слышу голосов.
Тут страны банками кишат.
Тут денег больше, чем у нас картошки.
А мне теперь совсем не до "стишат".
Мне б вышеупомянутых деньжат
Урвать хотя б совсем-совсем немножко.
Златому низко кланяясь кумиру,
Могу за грош продать теперь я даже лиру.
Здесь делать нечего с таким затрепанным товаром.
Его тут не берут хотя бы и задаром.
Покинув дом, я с этих пор
Веду с собою разговор.
Какие впечатления от здешнего содома?
Покинув дом, я здесь живу как дома.
Пойми в конце концов, дубина,
Твой дом везде, но он везде - чужбина.
В Европу Петр пробил окно.
А мы проламываем двери.
Тут все возможные потери
Оправданы без всяких "но".
Я понимаю это.
Но Я в глубине души не верю,
Что погибать за эти двери
И мне средь прочих суждено.
Постыдно жалок жизненный итог.
Я проиграл последнее сраженье.
Загаженный собаками Париж, и то
Не трогает уже мое воображенье.
Не верю больше искренности снов.
На самом деле все ужасно просто.
В число тобою преданных сынов
Включи, о Родина, достойного прохвоста.
Не смыть тобою брошенную грязь.
Не выблевать тобой отравленное блюдо.
Я остаюсь, о Родина, твоя родная мразь,
Твой сын родной, сиречь, родной ублюдок.
И все же я не есть червяк, и все же я не тварь растленная.
И все же есть я Человек, есть Бог, есть Космос, есть Вселенная.
Здесь братских могил не виднеется в поле.
Но слышится голос, исполненный боли.
Ныне мы - прах, но мы тоже когда-то
Обычные русские были ребята.
Здесь в теплой земле наши кости истлели.
И все же нам русские снятся метели.