Учителя в школе недоумевали: не узнать стало простенькую смешливую Марико — проявляет интерес к наукам, исчезли двойки, уроки всегда приготовлены. А Нонне Георгиевне пришлось открывать дополнительную статью расходов — на книги, которые дочь покупала, бродя с Алексеем по магазинам.
Был первый день апреля.
Марико выключила трещавший будильник, открыла глаза и зажмурилась: сквозь занавески в комнату струилось солнце. Она вскочила с постели и как была, в легкой батистовой пижамке, прильнула к окну.
Над Вольным Аулом висел приплюснутый желтый шар, на макушке Кизиловки серебрился ночной иней, курившийся влажным парком, горы, еще не затушеванные голубой дымкой, стояли совсем близко, розовато блестевшие снегом и льдом.
Первый по-настоящему весенний день после затянувшейся долгой зимы.
Она заглянула в комнату матери. Ее нет, значит, ушла на свою зарядку. Марико умылась, торопливо надела костюм, кеды и шерстяную шапочку, захлопнула дверь на замок и, прыгая через две ступеньки, помчалась вниз.
Вчера вечером прошел дождь и умыл асфальт. За ночь похолодало: тротуары, затянутые тонкой шершавой пленкой изморози, были похожи на белое матовое стекло.
На холмах, за парком, местами лежал снег, освещенный солнцем, издали гладкий и теплый, — его хотелось потрогать рукой, как котенка.
Подставив улыбающееся лицо свежему току горного воздуха, Марико бодро вышагивала по дорожке, недавно проложенной вдоль орехового сада и обсаженной молодыми липами. Деревца просыпались — тонкие стволики обметало серо-зеленым мшистым налетом.
Парк, тихий, пустынный, словно затаился в ожидании, чем кончится извечная борьба между зимой и весной, которая где-то застряла в пути и должна наверстывать потерянное время.
Под деревьями тоже кое-где уцелели отяжелевшие пласты лежалого грязного ноздреватого снега, а сквозь выцветшую прошлогоднюю траву проклевывалась бледная слабосильная зелень. Порыжевшие от холодов ели роняли сухую хвою, на ветках дремлющих акаций покачивались изогнутые, скрученные, как завитки слипшихся волос, кожаные стручки, не опавшие даже в снегопад и морозы. Сосны стояли, как всегда, спокойно-безразличные, внизу их темно-серая кора сливалась с землей, а наверху была ярко-оранжевой, точно остались на ней еще с осени горячие закатные краски.
Ни зима, ни весна.
Но птиц нельзя было обмануть: они тенькали, свистели и тараторили на все лады, их возня и песни наполняли парк до краев и вместе с солнцем, растопившим ледяные сережки вчерашнего дождя, висевшие на кустах, точно отзывались на то новое настроение, наполненное ожиданием радости, которое несла в себе Марико.
Из-под ног у нее выпорхнул скворец и в двух шагах опустился на землю. Повертел шеей, ловко запрыгал на пружинистых лапках. Стараясь не вспугнуть его, она тихонько пошла вслед и спряталась за широкой разлапой елкой. Скворец что-то поклевал, сторожко оглядываясь. Марико задела ветку — он тотчас взлетел, прошуршав крыльями над ее головой.
— Трусишка, — сказала она, провожая его взглядом, и вздрогнула, услыхав голоса. Мужской и женский. Один из них принадлежал… матери.
С кем она здесь? В такой ранний час?
— Нет, Вовик, об этом сегодня не может быть и речи, — обычным своим тоном, манерничая, сказала Нонна Георгиевна. — Сегодня — нет…
По дорожке зашаркали шаги. Сейчас они пройдут мимо!
Что ж, она так и будет стоять, схоронившись за елкой, как будто специально явилась шпионить? И выйти нельзя: они уже близко!..
Сквозь просвет между иглистых ветвей Марико теперь видела их: «Вовик» оказался грузным большим мужчиной с лысеющей головой, в таком же синем тренировочном костюме, как мать. В правой руке у него болтался целлофановый пакет, из которого выглядывал махровый конец полотенца, левая небрежно лежала на расплывшейся талии Нонны Георгиевны.
Значит, мать снова принялась за старое?!.
Марико вдруг представила себе, что по дому поползет очередная сплетня, дойдет до Ларионовых, и жаркая волна стыда залила ей лицо.
Нет! Ни за что! Пусть что угодно, только не это!..
Она решительно выпрямилась и двинулась им навстречу.
Нонна Георгиевна резко остановилась, словно наткнувшись на неожиданную преграду.
— Ты?.. Здесь?..
Она растерялась и в первый момент не сообразила, что стоят они с ее спутником в несколько вольной позе: рука «Вовика» по-прежнему уютно покоилась на ее талии. Видимо догадавшись, что тут что-то не так, он поспешно убрал руку и вопросительно посмотрел на Нонну Георгиевну.