«Скорая помощь» въехала прямо на газон, окончательно примяв и без того истоптанные десятками ног цветы, — сейчас на это никто не обращал внимания, как и на перепачканное скомканное белье, смягчившее Олино падение, и ее, все еще в шоке, с необходимыми предосторожностями положили на носилки.
— Близкие есть? — быстро спросил врач. — Скорее! Кто поедет?
— Я, — выступила вперед Ирина. — Я медик. Ираида Ильинична! Пойдемте! — Она взяла отупевшую от криков и слез Макунину за талию и помогла ей сесть в машину. Марию Ильиничну увели в сердечном припадке.
— Женя, и ты приезжай! — сказала Ирина, перед тем как дверца захлопнулась.
«Рафик» взревел и помчался по улице, включив завывающую сирену.
— Петя! — окликнул я подвернувшегося под руку Влахова. — Найди мне такси! Быстро: одна нога здесь, другая там!
Он понимающе кивнул и, сорвавшись с места, побежал на дорогу.
Подошел Алексей. На нем не было лица: белый как стенка.
— Папа, может быть, собрать ребят?.. Если что надо будет?..
— Почему только ребят? — возразила Марико. Они, видимо, оба вертелись тут рядом, пока я бинтовал Олю. — Мы тоже пойдем…
— Стоп! — хлопнул себя по лбу ее отец. — Зачем такси? У меня же… Никак не привыкну… Одну минуту! — И, смешно поднимая ноги, теряя на каждом шагу шлепки без задников, полетел к своему гаражу.
— Да, разумеется, — ответил я Алексею. — Собери всех, кто может…
— Бедная девочка, — сказала Нонна Георгиевна. — Интересно, она нарочно это сделала или как?..
Нонна Георгиевна задала вопрос, который, наверное, вертелся на языке у многих, но спросить так, прямо, никто не решался, — было в нем что-то бестактное, неуместное. Марико поспешила сгладить неловкость:
— Что ты? Конечно, нечаянно. И разве это сейчас имеет значение?..
— Товарищи! Соседи! — позвала из открытого окна своей квартиры Петина бабушка. — У кого-нибудь есть валидол? Марии Ильиничне плохо!
— Кажется, у меня! Я сбегаю…
— Может, сходить в аптеку?
— Неотложку надо.
Люди побросали свои дела, никто не хотел оставаться в стороне: дом был н а ш и беда тоже н а ш а, общая.
Обе машины, Петино такси и «Москвич» Шалико Исидоровича, подкатили одновременно.
— Евгений Константинович, кто поедет?
— Мы…
— Я.
— И я… можно?
Меня слушались, ко мне обращались, как к оракулу; не сговариваясь, передали мне право решать и распоряжаться, к чему я не имел никакого таланта, но вот странно, в тот вечер даже не думал об этом. Я взял с собой моих прежних учеников, среди них были Зарият с Ритой Карежевой, Жора, Гриша и, кажется, еще кто-то. Мы втиснулись в машины и поехали в больницу: Олю должны были доставить в травматологию.
По дороге я вдруг представил себя на месте Ираиды Ильиничны. Так уж я сделан: вечно примеряюсь к чужой судьбе и успокаиваюсь только тогда, когда начинаю понимать, что она мне не впору.
Нет, ни с Алексеем, ни с Танькой ничего подобного случиться не может!
Стоп! Значит, я думаю, что Оля покушалась на самоубийство?!.
Да. Я так думал. И очень рад теперь, что ошибся.
Дежурная сестра в больнице не спросила, кто мы и откуда.
— Нужна кровь, — почему-то обратилась она сразу ко мне. — Ваша жена уже дала… но нужно еще.
Высокая, с квадратными плечами, могучей грудью и голенастыми бледными ногами без чулок, обутыми в здоровенные стоптанные больничные пантофли, с крупным мужеподобным лицом библейского типа, напоминающим Фаюмский портрет, она стояла перед нами решительная, не признающая колебаний и промедления, олицетворение всей здешней медицинской силы и власти.
— Ну? — и смахнула каплю пота с верхней губы, на которой красовались отчетливые черные усики.
— Мы все… — волнуясь, сказал Алексей. — Начинайте с меня…
— Нет уж, — отстранили его близнецы, выступая вперед, — он хлипкий. Берите нас. Не пожалеете: пудовыми гирями крестимся…
— Я — тоже, — сказал Влахов.
— Да мы же все…
Они заспорили.
— Цыц, — спокойно сказала сестра, приняв строгий вид, хотя глаза ее улыбались. — Надевайте халаты и — шагом марш за мной! Все. На осмотр.
У Оли было сотрясение мозга, рваная рана на шее — результат удара об острый угол балконной ограды — и открытый перелом обеих костей в голени с довольно большой потерей крови. Остальное — более или менее сильные ушибы и продольные ссадины на теле от ударов о провода и веревки, на которых висело белье. Именно они спасли ей жизнь, затормозив падение: она сорвала сушившиеся тряпки с трех балконов и упала вместе с ними на кучу песка.