Петя бросил на стол учебники и тетрадки, перетянутые резинкой, и чуть не наступил на Джоя. Тот тявкнул, клацнул зубами у самой Петиной щиколотки.
— Фу, дурак! — прикрикнула на него Марико. — Пошел вон!
Джой, весь взъерошенный, отступил в угол.
— Где ты выдрала этого кутька?
— Он взрослый пес. Они большими не бывают. Японская порода.
— Шкодный самурай.
— Что в школе было?
— А что могло быть? Схлопотал банан по физике. — Петя беззаботно тряхнул волосами. — На классном часе — сегодня ведь шестница — Константиныч толкнул речугу об искусстве: картинную галерею предлагает устроить. Ольга вызвалась собирать репродукции, а мне навесили рамки стругать. Не было печали… Под конец Ираида заявилась. Сидела на задней парте, строчила чего-то.
— Ты говорил с ребятами?
— Говорил. Рита ломается — родители могут не пустить. Каракизиха придет. Виталька тоже — за. Сказал, «Твиши» и шпроты приволокет…
— Алексей?
— Не видал я его.
Марико облокотилась на подушку, откинула со лба распущенные волосы.
— Дело прошлое — скажи, что вы с ним не поделили?
— А трепаться не будешь?
Она пожала плечами.
Петя почесал затылок.
— А… ладно. Ну, в общем, ляпнул я ему про Ольгу. Помнишь, Тося на хвосте принесла?
— Из-за этого вы подрались?
— Он кинулся на меня, как псих.
— Все, что ни делается, к лучшему, — задумчиво сказала она.
— Не понял?
— Нечего тебе понимать. С ним я сама… Ритиных стариков как-нибудь уломаем. Почему нам нельзя собраться и встретить Новый год? Не маленькие!
— Ты меня, что ли, уговариваешь?
— О тебе я меньше всего беспокоюсь. Прибежишь, никуда не денешься!
— Зря ты меня не принимаешь в расчет, — с затаенной досадой сказал Петя, покосившись на ее пятку, торчавшую из-под одеяла. Он с самого начала видел эту розоватую пятку и с трудом подавлял желание прикоснуться к ней, щекотнуть ее пальцем.
— Чего ты? — спросила Марико, поймав в его глазах незнакомое отсутствующее выражение.
— Знаешь игру — «Голое тело прячь»? — не глядя на нее, глуховато сказал он, воровским движением потянулся к ее ступне и щелкнул по ней. — Прячь! Прячь! Не выставляй!
Она забрыкала ногами.
— Отстань! Ой-ой! Я же щекотки боюсь! Ха-ха!
Петя ухмыльнулся и схватил ее за лодыжку. Теперь обе руки были под пледом, локтями он уперся в край тахты, и это заставило его наклониться, так что лица его она не видела, только макушку.
— Ха-ха-ха! Пусти, не трогай меня!
Марико хохотала, извиваясь и болтая ногами, перевернулась на живот, натянув под себя край одеяла. Мелькнуло что-то кремовое с каймой. Петя поднял глаза и увидел белую матовую кожу под коленкой с двумя голубоватыми прожилками. Он судорожно глотнул и приложил ладонь к гладкой теплой ноге чуть выше колена.
Марико затихла от неожиданности.
Петина рука шевельнулась.
Несколько секунд Марико лежала молча, пораженная неизведанным ощущением. «Что же это я? — как-то вяло промелькнуло в ее голове. — И я позволяю?» На мгновение ей представилось серьезное лицо Алексея, и стыд заставил ее очнуться. Она дернулась, нечаянно ударив Влахова ногой в подбородок, и села, закутавшись в плед. Джой угрожающе залаял в своем углу.
— Ты спятил? — сказала она, чувствуя, как лицо и шею заливает краска.
Петя отпрянул и едва не свалился с кресла.
— А что я такого сделал?
— Дурак! — зло сказала Марико. — Уходи. Я не хочу тебя видеть!
— Расщедрилась на дураков, — бормотнул он, вставая.
Марико расплакалась. Слезы хлынули сразу, как будто давно просились наружу и не хватало последней капли, чтобы их уже нельзя было удержать. Она уткнулась носом в согнутые колени, плечи ее мелко вздрагивали.
Влахов растерянно топтался на месте.
— Ну, ты это… Чего, в самом деле? Я же не хотел… Перестань сырость разводить…
Темные волосы ее рассыпались вокруг головы длинными блестящими прядями, пальцы с полированными ноготками крепко сжимали плед. Она показалась ему совсем маленькой, обиженным сжавшимся комочком.
— Брось, слушай… Сам не знаю, как вышло, — он набрал воздуху и заторопился, боясь, что передумает и сморозит пошлую глупость вместо того, что ему нужно было сказать ей сейчас. — Если хочешь, я… в общем, ты мне… Фу, черт! Не выговаривается! Ну, втюрился я в тебя по самые уши! Поняла? Только я не умею…
— Не умеешь обращаться с людьми по-человечески, да? — она подняла залитое слезами припухшее лицо. — Почему, скажи, почему ты вообразил, что со мной можно вести себя по-хамски? Со мной все можно, да?