Она понимала: прежние времена для них уже не вернутся. Не повторятся беззаботные прогулки, ни к чему не обязывающий треп, когда каждый говорит что думает, потому что интересы пока общие — делить нечего — и так славно это школьное путешествие длиной в долгих десять лет.
Они становились взрослыми, непохожими друг на друга, и то, что подходило одному, уже никак не устраивало другого.
Это было грустно: лишний раз напоминало об ушедшем детстве. Повзрослев, они постепенно станут чужими, будут равнодушно здороваться и, перебросившись парой незначительных фраз, удаляться своей дорогой, поглощенные собственными делами. Разойдутся пути, и ничего тут не попишешь.
— Мари, — позвала мать, заглянув на кухню. — Пойдем-ка на минутку к тебе в комнату.
— Не называй меня так, мама, — сказала она, идя за Нонной Георгиевной. — Я ведь не француженка.
— Ну ладно, ладно, — примирительно ответила мать, пропустив ее вперед.
— Что, мама?
— Видишь ли, детка… Я обещала быть с вами. По крайней мере, не уходить из дому, но…
— Тебя куда-нибудь пригласили?
— Да, понимаешь… — Нонна Георгиевна замялась. — Очень хорошие интеллигентные люди, просто неудобно отказаться. Но ты не волнуйся…
— Я сказала Ритиным родителям, что ты будешь дома. И Евгению Константиновичу.
— Я попросила Тосю. Она останется на всю ночь. Кстати, и поможет вам. Посуду там помыть, поднести что. Я с ней договорилась. За отдельную плату, конечно. Она ляжет в спальне…
— Поступай, как знаешь. Не мне тебя учить.
— Ну, вот ты и рассердилась.
— Да нет.
Марико посмотрела на мать, собираясь сказать что-то, но передумала и махнула рукой.
— Крем у меня еще не готов…
Первым пришел Петя. В новом синем костюмчике, наглаженный, он слонялся один вокруг елки, пока девушки у Марико священнодействовали над прическами, и, разглядывая игрушки, морщился, вертел шеей, непривычно стянутой новеньким галстуком в красную крапинку.
— Ты открой, если кто позвонит. Будь хозяином! — выглянула Зарият, пряча под косынкой волосы, накрученные на бигуди.
— Заметано.
Меньше всего ему улыбалось, чтобы сейчас, когда он один, появился Ларионов. Как прикажете себя вести, если после той злополучной стычки они не обменялись и двумя словами? Сегодня Алексей не участвовал в предпраздничной суете, здесь, у Марико. Вдобавок Петя отнюдь не заблуждался относительно того обстоятельства, почему Алексей приглашен, а Оля нет, и это нисколько не повышало его настроения.
Какой-то зловредный рок, по-видимому, все же существует, подстерегая человека как раз в тот момент, когда он расположен к благоразумию.
Выскочив в коридор на звонок, Петя открыл обитую искусственной кожей дверь и непроизвольно отступил на шаг: на пороге стоял именно Алексей.
— Входи.
— Как живешь?
— Как в сказке. Чем ближе к концу, тем страшнее.
— Тебе-то еще далеко.
— Это у пахана такое присловье.
Алексей сел на стул и посмотрел по сторонам.
— Ты не волнуйся, — сказал он тихо, — я больше никогда не заговорю… Ну, о твоем отце. Я понимаю.
Петя будто не слышал. Только сердито завертел шеей. Щелкнул по носу картонного клоуна на елке.
— Я не прошу у тебя извинения, — продолжал Алексей, — потому что мы квиты. Но виноват был я. Никто меня за язык не дергал.
— Слушай, хватит выяснять отношения! И так все ясно!
— Нет, не все. Я хочу знать, правду ты тогда сказал об Оле Макуниной или соврал мне назло?
Алексей спросил спокойно, твердо, как будто заранее мысленно обдумал весь разговор.
Влахов рванул воротник рубашки рукой: отлетевшая верхняя пуговица покатилась под диван.
Какого черта?!. Как сговорились! Всем подавай душевные излияния. А если он не способен, если для него — острый нож, когда без спросу заглядывают в середку? Человек не для того сделан, чтобы разводить слюни.
— Не приставай. За что купил, за то продал. Я не видел. И того чувака не знаю.
— Кто тебе сказал?
— Чеши вальсом! Устраивай свои дела сам. Я тебе не помощник.
— Чего это вы… распаренные какие-то? — подозрительно оглядела их вошедшая Марико. — Здравствуй, Алеша. С наступающим…
— Здравствуй. И тебя тоже, — он встал и смущенно пожал ее мягкую теплую ладошку.
— Сногсшибательно! — с нескрываемым восхищением уставился на нее Влахов.
Марико потрудилась на славу. Волосы уложены высокой короной, в которой поблескивала заколка с красным камешком, платье из темно-вишневого велюра — модное, с отрезной талией, обшитое по воротнику и манжетам бисерным позументом, на ногах — бордовые лакированные туфли на остром длинном каблуке и с перепонками на подъеме, заветная мечта всех девчонок.