— Я позвоню из больницы.
Она кивнула.
— Я буду ждать.
Он покачал головой и развернул коня.
— Поспи. Я позвоню только утром.
— Вы полетите?
— Нет. Рейса из Джексона не будет до завтра. К этому времени мы будем уже там.
— Будь осторожен, — крикнула она, когда Хэнк и Клэр уже скакали прочь. Потом добавила тихо: — Я люблю тебя.
Алекс пробежала через холл и схватила трубку на втором звонке.
— Алло? Хэнк?
— Трэвис в порядке, — были первые слова Хэнка.
— Слава Богу! — от радости она опустилась на пол. — Уже очнулся?
— Да. Пришел в себя ночью. Но от него ничего не добьешься. Его накачали обезболивающим, и он постоянно что-то бубнит про Японию. Наверное, снятся гейши.
— Что говорят врачи?
— Контузия, сломанные ребра, множественный перелом руки, смещение плеча. И еще что-то.
— Когда привезете его домой?
— Мы не сможем уехать до завтра. Врачи хотят понаблюдать за ним хотя бы еще сутки, чтобы окончательно убедиться, что мозг не задет.
— Хэнк…
Он устало вздохнул на другом конце линии.
— Я скучаю по тебе.
— Я тоже скучаю по тебе. Здесь никого нет: только я и Сахарок. Во сколько ты встал?
— Рано.
— Ты, наверное, совсем не спал, а?
— Нет. А ты?
— Пыталась. — Она погладила Сахарка, забравшегося к ней на колени. — Будь осторожен. Когда ждать тебя?
— Поздно. Нам нужно еще заехать за лошадьми Трэвиса.
— Хорошо. Я что-нибудь подогрею. Поспи обязательно. Завтра у тебя долгая дорога.
— Хорошо. Пока, милая. Скоро увидимся.
Раздались короткие гудки, и Алекс посмотрела на трубку. В этот момент она не сомневалась, что Райский Сад — ее дом. Она не хотела больше ехать в Сан-Франциско. Ее семья здесь, среди тех, кому она нужна, среди тех, кто любит ее, как она их.
Улыбаясь, она прижала Сахарка к груди, и слезы счастья закапали на рыжую шерсть.
Алекс вздрогнула и проснулась, уронив на пол книгу, лежавшую на груди. Ее разбудил собачий лай и урчание приближающихся грузовиков.
Хэнк дома.
Она подпрыгнула и побежала в холл. Хотя первым ее желанием было выскочить на улицу и броситься на шею Хэнку, она решила сначала разогреть им ужин.
Помешивая суп, она слышала, как один грузовик направился в гараж. Второй остановился перед конюшней.
Накрыв кастрюлю крышкой, она выскочила на улицу и увидела Хэнка. Заметив ее, он остановился на мгновение. Похоже, он не мог решить, бежать к ней или продолжать путь к конюшне, и Алекс приняла решение за него. Сбежав по ступеням, она в считанные мгновения пересекла двор и оказалась в его объятиях. Их губы слились в горячем поцелуе, потом он зарылся лицом в ее волосы.
— Слава Богу, ты дома, — выдохнула она.
Он снова поцеловал ее, потом повернул, чтобы вместе идти к машине Трэвиса.
— Ты тревожилась?
— Тебя так долго не было.
— Черт возьми, этот осмотр занял все утро. Мы вышли из больницы почти в полдень.
Когда они приблизились, Клэр обошла вокруг грузовика Трэвиса.
— Как он? — спросил Хэнк.
— Почти так же, — ответила она. — Лучше помоги мне открыть дверцу. Он спит и может выпасть.
Дверца кабины приоткрылась, и глухой, хриплый голос пробормотал:
— Я сам выйду.
Как только дверца распахнулась, Трэвис вывалился наружу, здоровой рукой ища в воздухе опору. Хэнк подхватил его прежде, чем он рухнул лицом в грязь.
Трэвис выругался и оттолкнул брата.
— Я сказал, сам. — Спотыкаясь, он сделал несколько шагов, прищурился и окинул взглядом дом.
У Алекс перехватило дыхание. Как он был непохож на того Трэвиса, с которым она познакомилась пару недель назад. Его угловатое привлекательное лицо опухло, вся левая сторона слилась в один огромный синяк, левая рука в гипсе.
— Он с трудом говорит, — прошептала Алекс на ухо Клэр.
— Это от лекарства.
Клэр захлопнула дверцу грузовика, когда Трэвис захромал по дорожке. Хэнк следовал за ним.
— Слава Богу, он проспал почти всю дорогу.
Бросившись вперед, Алекс подхватила Трэвиса под руку. Он попытался вырваться, но она крепко держала его за пояс.
— Куда направляешься, ковбой?
Он повернул голову к ней, пытаясь сфокусировать взгляд.
— Алекс?
— Алекс, Алекс. Куда мы идем?
Трэвис уперся взглядом в сетчатую дверь.
— Я иду к себе домой. В дом, который построил мой прадед почти сто лет назад. — Он приветственно помахал дому здоровой рукой. — В дом, который он передал своему сыну, тот своему сыну, а тот своему сыну…
— Я знаю историю. Но мы не попадем туда, если не будем шагать. Осталось еще три ступеньки. Вот так. Хорошо. Еще одна.