========== 1. Встреча ==========
Какой-то город, вокзал, я только что слез с товарного состава. Сижу на корточках, прислонившись к стене, а внутри стук колёс, и земля под ногами словно плывёт, качается в такт. Закрываю глаза и обхватываю голову руками. Так ещё хуже, темнота кружит и плещется внутри. Меня тошнит от голода. Сглатываю, открываю глаза и поднимаю взгляд. Передо мной стоит грязно-серая с коричневыми подпалинами худая собака и смотрит в глаза.
— Хочешь есть? — Она вся подаётся вперёд. — Я тоже.
Встаю, закидываю спортивную сумку наискось через плечо. Захожу в здание вокзала, собака, что пошла следом, остаётся стоять на ступеньках у входа. Иду мимо людей, они сидят возле своих баулов и чемоданов, кто-то читает, кто-то пытается угомонить сытых розовощёких детей. Они все словно окружены защитной аурой. В их мир не проникнуть. Они отвернутся или сделают вид, что не видят тебя, что тебя не существует. Либо откупятся, только бы ты ушёл, исчез, и сразу выбросят из головы.
Мимо буфета, задержав дыхание, чтобы не слышать сводящих с ума запахов. Сюда лучше не соваться, могут и милицию вызвать. Иду дальше, туда, где возле стены стоит молодёжь. А внутри в такт сердцу бьются слова: «Надо быть сильным и ни в коем случае не просить для себя, только не просить для себя, не просить для себя…»
Наверно, это студенты. Весёлые, разговаривают, смеются, пьют кефир со свежими булочками из буфета.
— Ребята. — Я стою за их спинами, и они меня не слышат: слишком тихо я говорю. Собираю решительность. — Ребята, послушайте…
— А? Чего тебе?
— Извините. Там собака голодная. У вас куска хлеба не будет?
Они замолкают. Какая-то девушка внимательно смотрит на меня.
— Виталь, у тебя, кажется, батон оставался, дай парню.
Снова пристально глядит на меня, я опускаю глаза, под их взглядами мне становится неловко, не по себе. Названный Виталием молча лезет в рюкзак и достаёт почти целый батон.
— Весь? — хмуро спрашивает он.
— Давай-давай, не жлобись. А тебе? — Этот вопрос уже ко мне.
Я беру батон и мотаю головой, а к глазам от чужой жалости подступают слёзы. Не выношу, когда меня жалеют. Отворачиваюсь и делаю пару шагов, останавливаюсь, оборачиваюсь.
— Спасибо.
Но они уже не слышат, вновь сомкнули круг, чему-то смеются. Только девушка слегка кивает.
Иду к выходу, держа батон двумя руками, и радостно улыбаюсь. Собака всё так же стоит у входа. Умная собака. Я спрыгиваю со ступенек и заворачиваю за угол здания, туда, где поменьше людей. Сажусь на корточки, сумка между спиной и стеной. Пёс стоит напротив, виляя хвостом.
— Смотри, сколько нам счастья привалило. — Я отламываю половину батона и отдаю ему, еле успевая отдёрнуть руку. Не проходит и минуты, как он жадно заглатывает его и снова смотрит на меня. — Это моя половина, — говорю я, но отламываю зверю ещё кусочек. Он съедает и убегает.
От сухого теста живот урчит и начинает побаливать, хоть я и тщательно пережёвывал. Я встаю, кладу оставшуюся часть батона в сумку, достаю пластиковую бутылку с водой и делаю несколько глотков. В животе затихает. Я облегчённо вздыхаю. Роюсь и достаю из кармана горсть собранных возле урны бычков. Выбираю с самым белым фильтром. Закуриваю, втягивая горький дым, и прояснившимся сознанием решаю, куда двигаться дальше…
— У вас пяти рублей не будет? — вырывает меня из детских воспоминаний, что вечно накатывают в залах ожидания и пустынных перронах, робкий голос.
— Нет, — отталкивая, автоматически произношу я и открываю глаза.
Мальчик разочарованно, словно он ошибся, опускает взор, сутулится, сводя плечи, и делает шаг назад. Правая половина лица в царапинах, будто ею тёрли об асфальт, и сходящих желтушных синяках.
Знаю, что мелочи нет, но лезу в карман и с удивлением нащупываю монеты, достаю — два десюлика.
— Постой, — говорю я, стараясь смягчить голос, — держи, — протягиваю монетки, и они падают в открытую ладонь.
— Спасибо вам огромное! — лучась счастьем, говорит мальчишка и отходит к ларьку изучать ценники на всевозможных шоколадных батончиках и булочках.
Как же мало им всегда надо для счастья. Мгновения бесценной радости. Наверно, я никогда к этому не привыкну и никогда не забуду. Но на двадцать рублей особо не разгуляешься… А в мальчишке какая-то рана, словно тёмный след в чертах лица. Всегда вижу такое, и чем тут помочь? Ничем…
Чтобы отвлечься от безысходных мыслей, достаю из сумки «Сникерс». Вообще, мне больше «Марс» нравится, но в ларьке его не нашлось. Разрываю обёртку. Парнишка оборачивается на звук. О, мне знаком этот взгляд, вынимающий душу. Понимая, что попал на крючок, вздыхаю и маню его пальцем. Стоит, раздумывает ещё чего-то, но голод заставляет его сделать шаг навстречу. Да, голод это может.
— Будешь? — дежурный вопрос и очевидный ответ:
— Да!
Он торопливо жуёт батончик, пачкая губы и пальцы в подтаявшем шоколаде, облизывает. Июль выдался жарким. Сейчас бы под холодный душ или в речку. Точно, приеду домой и схожу с пацанами на речку. А то они меня зовут, зовут, а мне всё некогда. И пот с себя смыть надо, а то пока в волейбол играли, тот с меня ручьями лился, а воды в спортзале не оказалось — отключили. Несёт от меня, наверное, за версту.
Разглядываю довольно жующего пацана. На вид лет четырнадцать или чуть больше, невысокий, щуплый, тёмненький, но с выгоревшей до каштанового цвета макушкой и большущими серо-голубыми глазами. Прямо как у меня, в смысле, цветом, а не размером. Если бы не эти царапины с синяками… Правый локоть у него тоже стёсан, замечаю я, когда он бессознательно тянется, поддевая ногтем подсохшую корочку на ране. Где это он так расшибся? Под мышкой он зажимает потрёпанную оранжевую книжку, которую до того держал в руке. Пытаюсь разобрать автора, кажется, Алан Милн. Пацан оглядывается, ищет, куда бы выкинуть фантик.
— Давай, — говорю я и, засунув бумажку в кулёк с яблочными огрызками, закрываю сумку.
— Электропоезд до станции «Западный» прибывает на первый путь.
Люди поднимаются, хватают вещи и спешат на перрон, оттесняя мальчика к стенке. Пыльные тёмно-серые истрёпанные бриджи и драная когда-то голубая футболка с номером 13. Я ухмыляюсь, но не отвожу взгляда.
— Электропоезд до станции «Западный» прибыл на первый путь. Просим пассажиров с билетами занять свои места.
— Эй, тебе есть где ночевать?
— Что? — переспрашивает он, поднимая беспокойное лицо.
— Дом у тебя есть?
— Я не знаю, — как-то удивлённо отвечает он.
— Если хочешь, пошли со мной. — Протягиваю открытую ладонь.
Он смотрит на меня в страхе и надежде. Мне становится ужасно тоскливо от этого взгляда, и я опускаю руку, разворачиваясь, чтобы уйти, и тогда тонкие пальцы сжимаются на моём запястье.
А в небе апрельском горит золотая звезда,
И кто-то, как прежде, даст руку и скажет мне «да».
Бежим по тропинкам, нет дома и нет тишины,
Вот рельсы и шпалы, кладём на них медяки.
Грохочут колёса, летят поезда в никуда.
Там люди на полках глядят на чужие края,
А мы притаились, мы ждём, проедут они —