— Масло забыл! — Крис грозно смотрит на меня, хлопая себя по бедру. — Вот не поверишь, только из-за него в магазин и заходил. Но я тебе три «Сникерса» взял.
— Думаешь подкупить? Ладно, я сам сбегаю. Ой, а это что?
— Рамка для твоего рисунка, повесим его на стену.
— Да-а?! Круто-круто! Спасибо! Сейчас вставлю.
Распаковывает рамку, вынимает картонку и вставляет рисунок. Я отношу пакеты на кухню.
— Смотри, классно? Нравится?
— Да, очень. — На рисунке юная девушка в длинном платье и с огнём в руках парит в невесомости на фоне усыпанного мерцающими звёздами ночного неба. — А кто это?
— Это Звезда, и ей очень-очень одиноко.
— Крис, нам бы поговорить.
Он поднимает настороженный взгляд, мгновенно превращаясь в неуверенного мальчишку, встреченного мной на вокзале.
— Я не хочу, — говорит он и, обнимая картинку, уходит, залезает с ногами на диван и забивается в угол.
Блядь, как будто я хочу! От его несчастного вида к глазам подступают слёзы. Распаковываю купленные салфетки и сморкаюсь, понимая, что ни хера я не готов к отведённой мне роли. Это только Вениаминыч умеет потрошить души, отпуская ехидные комментарии, а я сразу в сопли. Может, зря я отказался от наушника? Сейчас бы просто повторял за ним нужные слова, и всё. Нет, не зря, я должен сделать это сам.
Подтягиваю кресло и сажусь напротив, забираясь в него точно так же, как он, — с ногами.
— Твои родители вернулись и заявили в полицию о твоей пропаже. Брат завтра придёт за тобой.
— Не отдавай меня ему, не отдавай! — кидается он ко мне. — А то я не знаю, что с собой сделаю!
Я обнимаю его дрожащее тело.
— Я не отдам тебя, обещаю. Крис, ты мне доверяешь?
Смотрит мне в глаза, будто решаясь на очень тяжёлый и трудный шаг.
— Наверно… — Вновь смотрит, сжимая в руках мою ладонь, и произносит, отдавая себя в мои руки: — Да. — И, не раздумывая, я принимаю эту ответственность.
— Расскажи, что с тобой произошло?
Он втискивается в кресло рядом со мной.
— Они меня ненавидят.
— Кто? — спрашиваю я, расслышав в его голосе подступающие слёзы.
— Родители.
— Почему ты так решил?
Он шмыгает носом, выпрямляется и кричит, стараясь сдержать горькую обиду и слёзы:
— Потому что они меня заперли! А сами уехали отдыхать! На море…
Я обнимаю его, а он плачет, уткнувшись мне в грудь.
— Отец сказал, что я моральный и физический урод, а мама стояла рядом и даже не возразила, глядела на меня так, будто я сам себя таким сделал.
— И тогда ты решил сбежать?
— Нет. — Он дрожит всем телом от рвущихся наружу рыданий. — Я хотел убить себя.
— Ничего себе! — искренне удивляюсь я, и это моё удивление, как и высказанная им затаённая в сердце боль, немного приводят его в чувство.
— Я вылез в окно, и когда наклонился, чтобы прямо головой об асфальт, — он вновь вздрагивает, втягивая воздух, — испугался, но уже начал падать, и каким-то чудом руки сами ухватились за виноград, он замедлил падение, но я весь бок ободрал. Меня так трясло после падения, что я даже идти не мог, а боли совсем не чувствовал, зато потом…
— Значит, ты не терял память?
— Нет, прости, что обманул. — Я погладил его по спине.
— Понимаешь, они боятся, боятся своей неудачи, что не справились и не смогли сделать тебя таким, как им хотелось. Они ведь желают не того, чтобы ты был собой и был счастлив, а чтобы воплощал их мечты. Они не доверяют тебе и твоему праву жить своей жизнью.
— Поэтому мне с тобой так хорошо, ты ничего от меня не хочешь, даже когда заставляешь бегать, вернее, ты не хочешь, чтобы я становился каким-то другим, не заставляешь изменять себе, а лишь помогаешь сделаться сильнее. Я понимаю, это то, что мне нужно. А родители хотят того, что нужно им!
— Ты в этом уверен?
— Ну… — Он задумался. — Они ужасно давят и наседают!
— Почему ты готов принять мои правила, а их — нет?
— Ты не считаешь меня своей собственностью, а они считают. Там я не могу быть свободен изначально, по самому факту. Если они меня обеспечивают, значит, я принадлежу им, так они думают.
— Так ли?
— Да, именно так!
— Ну, если дело только в этом, обеспечь себя сам.
— Как, я же только ребёнок, учусь в школе, меня не возьмут на работу.
— С шестнадцати лет ты можешь жить самостоятельно, если у тебя будет трудовой договор на руках. Ты отлично редактируешь, рисуешь, возможно, ещё что-то умеешь. Но посмотри на ситуацию с другой стороны. Они о тебе заботятся, потому что им велят инстинкты и принятые в обществе нормы поведения. Окончишь школу и тебе дадут под зад ногой — свободен, живи, как хочешь. Ты перестанешь быть ребёнком, и они с удовольствием сложат с себя родительские обязанности, которые, возможно, тяготят их, связывают, но они как бы должны и потому отыгрываются на тебе, причиняя боль. Тогда, оказавшись один на один с миром, ты подумаешь: «Какой же я был дурак! Вместо того, чтобы использовать свободное от зарабатывания денег время себе на пользу, я тратил его на грызню с родителями, которые обо мне хоть как-то, но заботились. Пусть не так, как бы мне того хотелось, но крыша над головой была, еда и одежда тоже, а я тратил драгоценные мгновения не на общение с ними, любовь и собственное развитие, а просирал, занимаясь хер знает чем и для чего».
— Блин! Ты на чьей вообще стороне? Думаешь, я этого не понимаю?
— И потому мстишь им, шагая из окна?
— Нет, я шагаю, потому что они меня не любят!
— Крис, если бы ты только знал, как трудно в этом мире найти взаимную любовь, того, кто примет тебя таким, какой ты есть, ты бы так сильно на этом не зацикливался и не ждал этой любви от них, а уж тем более не требовал. Думаешь, им легче? Они ведь тоже хотят, чтобы ты любил их такими, какие они есть.
— Но ведь я люблю их!
— И потому шагаешь в окно?
Лицо Криса сморщивается, а из глаз с новой силой катятся слёзы.
— Ты чудовище, — стонет он. — Какое же ты чудовище.
— Да, чудовище, которое любит тебя.
— Но почему, почему всё так?!
— Как?
— Несправедливо! Я ведь мог умереть!
— Да.
Он рыдает в голос.
— Я не хочу возвращаться, я так боюсь их гнева, особенно отца. Они же теперь меня совсем за человека считать не будут.
— Ты записку оставлял?
— Да, маме, что люблю её и чтобы она меня за всё простила.
— Только это?
— Да.
— Тогда про попытку самоубийства никому ни слова. Просто разозлился и решил сбежать.
— Хорошо, но что мне делать?
— Крис, я понимаю, что это ужасно ранит и потерять семью очень тяжело даже для взрослого человека, но тебе надо признать реальное положение вещей и отказаться от желания завоевать их любовь, если они действительно не любят тебя безусловно и полностью. Выйди из этой бесполезной, безнадёжной и бессмысленной войны. Это не трусость и не поражение. Просто природа заставляет нас зацикливаться на родителях, стремиться доказать им свою нужность, заслужить любовь, внимание и одобрение ради выживания. Отведи от них свои помыслы, отпусти и обрати на себя, на свою жизнь. Полюби и прими себя сам. Не ищи опоры и поддержки снаружи, её там нет и никогда не будет. Она внутри тебя, и только ты сам можешь создать её своей любовью к себе и принятием. Ты желаешь стать самодостаточным, так потрать оставшееся время на развитие профессионального навыка, за который тебе будут платить и которым тебе по душе заниматься, чтобы не пришлось потом хвататься за первую попавшуюся нелюбимую работу, ненавидя весь мир, себя и отравляя жизнь близким. Стань сильным, создай свою семью, такую, как ты хочешь, или просто найди любимого человека, с которым ты будешь счастлив. Жизнь безумно коротка и скоротечна, чтобы тратить её на нелюбимые дела и людей.