— Буду сказки для детей писать.
— Ха, насмешил, да кому они нахер нужны, твои сказки, кто их у тебя купит? Скоро сам приползёшь и косточку попросишь.
Он проходит и облокачивается на барную стойку. Трёт мешки под глазами. Весь какой-то помятый и небритый.
— Ты чё, бухал?
— А как ты догадался? — с сарказмом спрашивает он, набирая в стакан воды, пьёт, с грохотом опускает пустой на стол. — От меня Ленка ушла. Я вчера после нашего разговора перебрал, пришёл домой… В общем, попала она под горячую руку. И пока я отсыпался, собрала чемоданы и умотала к матери. Так что я, по ходу, теперь холостой.
— Поздравляю.
— Сука… — Трёт губы. — Ты… ты это вчера, ну, насчёт не приходить, серьёзно? — С надеждой смотрит в глаза.
— Да, — отвечаю я, — мне это больше не нужно.
— Эгоистичная тварь! — Бьёт кулаком по столу. — Иногда мне кажется, что это ты настоящий сын Петровича. Два упёртых непрошибаемых барана. Хорошо, блядь, с мальчиком порезвился, вспомнил прошлое? Я бы тоже не отказался, — похабно ухмыляется. — Может, навещу его как-нибудь, проведаю…
Сжав в кулаке остро заточенный карандаш, я иду к нему. В груди гулко бухает сердце, но в глазах ледяной мрак Зверя, прицеливающегося к правому глазу Юры.
— Стой-стой, — поднимает он открытые ладони, перехватив мой взгляд. Я чувствую плеснувшийся в нём страх. — Остановись, я понял, что у вас серьёзно. — Я застываю, но продолжаю смотреть на него, чуть склонив голову набок, а перед глазами алые картинки вспарываемого тела, выпотрошенных кишок. Зверь облизывает нос. Видимо, что-то в моём лице заставляет брата добавить: — Я его не трону, обещаю!
— Жаль, — произносит Зверь.
— Ч-чего? — Глаза брата лезут из орбит.
— Жаль, давно хотел тебя отведать.
— Ёбаный псих! — Он пятится к двери. — Ты знаешь, что ты грёбаный, конченый псих?! — Замирает на пороге, копаясь в папке. — На, — кидает мне под ноги старую видеокассету, — мне это тоже больше не нужно, а ты посмотри, — мерзко ухмыляется.
— У меня нет видеомагнитофона.
— Ну, я тебе тогда так расскажу. Ты там сначала пытаешься присунуть какой-то страшной пропитой бабе, но у тебя не особо получается, видимо, пидорами действительно рождаются, а потом тебя три волосатых хуя по очереди оприходуют, а ты, сука, лежишь и блаженно так улыбаешься. — И он выходит, хлопнув дверью.
Собрав под деревьями сухих веточек, я обкладываю ими кассету, вырываю из найденной Крисом общей тетрадки несколько страниц, мну, подсовываю под ветки и поджигаю.
— Ничего себе коптит. — Костёр окружают мокрые пацаны, дрожа и протягивая руки к огню. — Это что?
— Так, жгу ненужный мусор.
Костя поднимает и листает тетрадь.
— Ого, какие страхолюдины, — показывает он пацанам рисунки. — Рыба с ногами и копытами. Жуть!** А тут, гляньте, что это? Монстр какой-то.***
Они спят, им снятся сны,
Но скребётся под дверью,
Стучится в окно
Та, что хочет,
Что жаждет
Войти в этот дом,
Где красивые дети
Смотрят сны о любви.
— Кто скребётся под дверью?
Кто жаждет войти?
— Это я!
Я есть Смерть!
Души чистых детей летают вдали.
— Я возьму их тела,
Чтобы дети любви
Никогда не вернулись
В куски мяса свои!
Ничёсе трэшак. А вот автопортрет. Что-то ты тут какой-то грустный.****
— И страшный, — добавляю я.
— Нет, печальный просто. А на губах кровь?
— Ага, моя, настоящая.
— Круто!
В детстве мальчика знал одного,
Он родился в священное время
И прекраснее всех был на свете,
Но никто никогда, никогда
Не встречал в его дивных глазах
Ни улыбки, ни проблеска счастья.
По обрыву реки гулял я.
Утро было прекрасно и чисто.
И в реке, под прозрачной водой,
Я увидел родное лицо.
Его губы застыли в улыбке.
Как же счастлив он был,
Что больше не жил
В этом грязном
И проклятом мире.
Охуеть! Ой, извини. А ты это сжечь хочешь? — Киваю. — А можно я себе заберу? Пацанам в классе покажу, вообще попадают.
— Костян, а смешное там есть что-нибудь? Дай глянуть.
— Да куда ты мокрыми лапами лезешь… Вот, нашёл.
Любовь ко тьме рождает тени. Я поселился в доме без окон.
Я начал ждать прихода Зверя и я забыл, кто из нас бог.
Лакая кровь с осколков стёкол, поранил я свои уста.
Мы пили вместе детства ночи, когда темно и тишина.
Когда приходит страх и ужас и мама больше уж не та.
Она молчит, не дышит, а только странно и противно
Скрипит зубами, когтями папу теребя.
И я устал бороться с болью, приятней ночи тишина.
А Зверь сказал: «Я только эхо того, что в сердце у тебя».
— Охрененно смешно!
— А что, нет? Когтями папу теребя, — хихикает Костя.
— Пацаны, доглядите за костром? — спрашиваю я, вставая.
— Легко, и ещё дровишек подкинем! А ты уже домой?
— Да.
— А у тебя правда сигнализация стоит?
— Уже нет.
— Так теперь к тебе можно с пацанами в гости зайти?
— Нафига?
— Просто так, мы же у тебя ещё не были, говорят, ты там все стены снёс и унитаз в центре под люстрой поставил. — Ржут как кони.
— И у кого такая буйная фантазия?
— У бабок у подъезда.
— А-а, эти могут. Ну приходите, чё с вами делать. У меня там где-то порнокартишки с детства остались, если Крис с собой не утащил, пришло, видимо, время передать наследие древних времен подрастающему поколению, — говорю я и удаляюсь, провожаемый заинтригованными взглядами.
Выйдя из душа, вытираюсь и сажусь за компьютер, вспоминая последний разговор с Вениаминычем.
— Я тебе помогу и возьму мальчишку редактором в штат, контракт Ванька распечатает, пусть подпишет, когда вернётся.
— Если вернётся.
— Когда вернётся, Саш. Тебе ли не знать, что вкусивший один раз свободы никогда её не забудет и сделает всё, чтобы пережить снова. А все права на твои сказки и любые другие тексты, что ты напишешь, теперь принадлежат мне, но ты можешь свободно их выкладывать на своей странице в сети. Зарплата от выработки. Ставь подпись.
Я смотрю на замершего в напряжённом ожидании Евграфа.
— Похоже, я продал свою душу Дьяволу, — говорю я, ставя подпись. — Даже боюсь предположить, для каких извращений вам понадобились детские сказки.
Победно улыбаясь во все тридцать три зуба, Вениаминыч выхватывает листки и запирает в стенной сейф. Продолжая радостно лыбиться, потирает руки.
— Что так радуешься, заполучил-таки меня?
— Эх, Сашка, Сашка. Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо! — пафосно произносит он и хохочет.
Нет, что-то мне за компом не пишется, надо как в детстве. Я роюсь в ящике, достаю чистую тетрадь и ручку. Открываю и, вспоминая позабытое умение, от руки вывожу: «Мальчик и Зверь». В тёмном-тёмном замке, на вершине одинокой горы жил-был мальчик…
Комментарий к 7. Самое трудное
* Рисунок Криса - https://pp.userapi.com/c841333/v841333364/6c597/HzlLDxm9wsw.jpg
** Рыба с ногами - https://pp.userapi.com/c840430/v840430012/54298/EhvF_zJKmcg.jpg