Вечер выдался тяжелым. Мне страшно было посмотреть на себя в зеркало. Бледное лицо, тусклые глаза, растрепанные волосы — такой вид угнетал меня еще больше. На улице стемнело, и из-за этого грусть овладевала мной. Получалось, чувство безысходности и бесконечной боли. Как страшна может быть любовь…
За целый день я все время проверяла телефон и ждала, ждала, ждала. Ни одного сообщения от Никиты. Ничего. Такого просто не может быть.
К ночи градусник показал 39 градусов. Я съела таблетку от температуры час назад, но она не помогала. Темная комната стала давить на меня. Я уже не обращала внимания на ломоту в теле и головную боль. Я лежала на боку и сверлила глазами телефон. «Ну хоть одно сообщение, пожалуйста. Дай знать, что тебе не все равно»: думала я куда-то в пустоту. Нет. Телефон равнодушно молчал. Я плакала. Я лежала одна в этой темной комнате и плакала. Я ему больше не нужна. Он ушел. Осталась только боль, моя боль. И пустота.
До рассвета уснуть я не смогла. К счастью, удалось сбить температуру на один градус, но я уже почувствовала облегчение. Утром сон овладел моим телом, и я провалилась в бездну на пару часов. Мне не снилось ничего.
Еще один день пролетел в попытках сбивать температуру и лечить горло. Я как зомби передвигалась по квартире, постоянно делая себе горячий чай с лимоном. В голове мыслей не было, я хотела восстановить силы и вернуться к нормальной жизни. Вечером пришло сообщение от Никиты. Нет, не с вопросом о моем самочувствии. Он скинул мне фотографии, где он со своими друзьями вожатыми сидит на берегу моря. Два парня и две девушки смеются, на фоне заходит солнышко, а в руках у них по кусочку сочного и, наверное, невероятно сладкого арбуза. От вида еды меня затошнило. Мой организм категорически отказывался воспринимать пищу последние два дня.
Вторая ночь болезни далась мне полегче. Хотя температура еще держалась высокая, я заставила себя заснуть. Мне снова снились непонятные сны о море желтоватого цвета, где плавали гнилые арбузы. На рассвете я проснулась, снова съела таблетку от температуры, выпила горячий чай и вышла на балкон. Город еще спал. Было тихо и свежо. Небо серо-голубого цвета, на котором я разглядела несколько утренних звездочек, лежало на панельках и, казалось, тоже дремало. Мне стало спокойно. Я перестала ждать. Я начала чувствовать, как едкая боль сменяется терпкой печалью. Вдох. Чистый сладковатый воздух наполнил мои легкие. Выдох. Теплое дыхание растворилось. Вдох. Мое тело наполнилось уверенностью. Темная ночь сменялась рассветом. Из-за деревьев выглядывали озорные солнечные лучики, наполняя утро и мое сердце теплом и добром. Я долго смотрела на дома, возвышающиеся напротив, лес, виднеющийся за углом дома, стайки птиц, порхающих над крышами. Мир жил, мир дышал. И я вместе с ним.
Болезненное состояние еще сохранялось, но чувствовала я себя намного лучше. Держалась небольшая температура, на которую я не обращала особого внимания. Горло перестало болеть. Я захотела есть. Впервые за три дня я почувствовала аппетит. Правда, хватило меня ненадолго. После двух овсяных печенек я поняла, что наелась. Но для меня это большое достижение.
Днем мне удалось крепко и сладко поспать. Наконец-то я чувствовала здоровый сон, который насыщал мой организм силами. Я выздоравливала. Несмотря на слабость, моя душа чувствовала себя хорошо и посылала сигналы телу. Вечером от Никиты пришло сообщение. Он сказал, что после лагеря хочет съездить в родной город к родителям, поэтому вернется в начале сентября. Абсолютно никаких эмоций во мне эта информация не вызвала, поэтому в ответ я лишь отправила сухое «ОК».
Я больше им не болела, но мне так много хотелось ему сказать. Я хотела, чтобы он почувствовал мою боль, хоть немного понял ее. Но писать или звонить ему, слышать его голос совсем не хотелось. Никита для меня был как будто в тумане. Поэтому поздно вечером я взяла в руки листок бумаги и ручку и начала писать:
Никита. Знаешь, а я любила. Любила не за красоту, не за характер, не за васильковые глаза и мягкий голос, не за далекие перспективы, а любила тебя. Любила, как умела. Иногда нежно, иногда страстно, иногда злилась, иногда боялась. Но искренне, чисто и, наверное, по-детски.
Я старалась. Старалась, чтобы тебе было хорошо. Хорошо со мной и хорошо, когда меня нет рядом.
Я была с тобой. Я была собой. Могла делать разные глупости, дурачиться, быть милой, быть вредной. Быть.