– Мне это не нужно, и я не собираюсь причинять тебе беспокойство, заставляя готовить ванну. Возвращайся в кровать, Мэри. Даже не верится, что лорд Салфорд поднял тебя только из-за этого, – сказала она, выпроваживая служанку за дверь.
Однако Мэри проворным движением просунула руку с сорочкой в дверной проем.
– Пожалуйста, мисс, возьмите. – В ее голосе звучало волнение. – Он разозлится, если вы не возьмете, и выместит свой гнев на мне. От него прямо пар шел, как от чайника, когда он приказывал мне.
Келси решила не огорчать бедную Мэри.
– Хорошо, я возьму. Ты говоришь, лорд Салфорд приказал тебе. А ты видела его лицо?
– О нет, мисс. Никогда. Он говорит со мной только из-за закрытой двери. Обычно Уоткинс передает его приказы. Это он сказал мне, чтобы я быстро пошла на чердак и нашла вам что-нибудь вроде ночной сорочки из гардероба герцогини. – Подражая интонациям Уоткинса, Мэри продолжала: – По приказу герцога. И отчитайся ему затем немедленно. – Она улыбнулась, озорной огонек сверкнул в глазах. Келси хихикнула. – Я знала, что вам можно доверять, мисс. Вы не такая надменная, как они. Я поняла это, когда вы хотели взять на себя вину за поднос, который я уронила. Благодарю вас, мисс. А Уоткинс надрал бы мне уши, думаете, нет? Не то чтобы я его не любила, нет, но он надменный, как жареная индейка, непонятно почему. Повариха говорит, это оттого, что у него зубы болят. А за это никого нельзя осуждать. У меня тоже болели в свое время. Но нельзя взваливать на других свои неприятности. К нам, к горничным, он относится как к приемным детям.
– А сколько горничных в замке? – спросила Келси.
– Нас только двое. На весь этот огромный, страшный замок, – Мэри пожала плечами и с гордостью добавила: – Я единственная горничная на верхнем этаже. Это тяжелая работа, конечно, и я натираю мозоли, но платят хорошо. И я понимаю, почему так мало слуг, хозяин переживает из-за своего лица и вообще. Уоткинс говорит, ему не нравится, когда женщины строят ему глазки, а я вообще никому не строю. Делаю свою работу и все. Если хотите знать, я рада, что не приходится смотреть на его лицо. Повариха говорит, что прошлая горничная, которая была до меня, зашла убрать его комнату в неурочное время, застала его там и упала в обморок, вот что. Ее уволили на следующий день. Бедняжка! Мне было ее очень жаль. Ведь она не нарочно упала в обморок.
Мэри болтала без умолку, и Келси прервала ее:
– Все это интересно, но я… – Келси продрогла во влажной сорочке, но не переодеваться же при горничной.
– Простите, мисс. – Мэри покраснела. – Ма говорит, я как начну болтать, трещу без умолку, хуже, чем повозка без рессор. – Она склонила голову. Еще несколько прядей рыжих волос выбились из-под шапочки. – Могу я что-нибудь сделать для вас, мисс? Может, принести еще угля для очага?
– Нет-нет, Мэри. Но я вот что хотела тебе сказать: теперь я буду есть на кухне вместе со слугами.
– Ну, не знаю, мисс. – Мэри округлила глаза. – Хозяин никогда не меняет своих указаний, а он распорядился, чтобы вы ели у себя в комнате.
– Но твой хозяин вряд ли об этом узнает, потому что не ходит на кухню. А мы ему не скажем. С Уоткинсом я поговорю. Лорд Салфорд не должен был устанавливать эти дурацкие правила. Он не заставит меня сидеть взаперти. Я не люблю одиночества. Мне необходимо общение, к тому же тебе не придется носить сюда поднос с едой. Мэри хотела возразить, но Келси сказала:
– Спокойной ночи, Мэри. Увидимся утром. – И закрыла дверь.
Оставшись одна, Келси испытала облегчение. У нее не было ни малейшего желания вести с кем бы то ни было разговоры. Она старалась не думать о Салфорде, но все напоминало о нем. И дом, в котором она теперь жила, и даже сорочка. Она принадлежала его погибшей жене. Очень строгая, с единственным шнурочком вокруг высокого воротника, из очень хорошего батиста. Она никогда не носила таких. Возможно, он проявил заботу, когда попросил Мэри принести Келси сорочку.
Дрожа, Келси быстро переоделась, затем расчесала пальцами волосы и скользнула в постель. Усталость наконец взяла свое. Она задула свечу и закуталась в одеяла.
И снова услышала скрип.
Она села в постели и подняла голову, с трудом преодолевая желание запустить чем-нибудь в потолок. Ну что он там ходит? Келси снова легла, накрыв голову подушкой.
– Боже, помоги мне!
От крика Келси проснулась и вскочила с кровати. Протерла глаза и увидела Мэри, уставившуюся на залитый чернилами стол. Утреннее солнце пробивалось сквозь окно, и тоненькая фигурка Мэри утопала в потоке света.
– Что тут произошло, мисс? Это ужасный беспорядок. Уоткинс душу из меня вытряхнет, если я не смогу это отмыть. Я даже не знаю, как…
– Просто скажи ему, что это сделал лорд Салфорд, и он успокоится, – ответила Келси. Одну половину ночи она провела, слушая, как Салфорд ходит над ее головой, а вторую – мечтая о нем, представляя, как он целует ее, прикасается к ней, занимается с ней любовью в каждой комнате замка.
– Я не могу этого сделать, мисс. – Мэри собрала клочки бумаги, разбросанные на столе.
– Тогда скажи ему, что это сделал призрак. Здесь был Брут, но это не он порвал мои эскизы. Он хотя и злобный, но на такое не способен.
– Этот старый негодяй? Он так не озорничает. Он порвал однажды занавеску в библиотеке, когда гнался за мышью, но такого сделать не мог.
– Я знаю. Все так и было, когда я вернулась в комнату. – Келси умолкла, осторожно подбирая слова. – Я навещала друга вчера вечером.
– Все в порядке, мисс, – сказала Мэри, рассеянно глядя на стол. Обрывки бумаги она собирала в карман. – А из-за стола не переживайте. Он старый, из школьной комнаты.
Она налила воды в кувшин и положила рядом полотенце.
– У поварихи для вас готов отличный завтрак. Она чуть не надрала мне уши, когда я сказала, что вы хотите есть на кухне. И объяснила: гости никогда не едят на кухне.
– Я не гость. Я работаю так же, как вы все. – Келси отбросила одеяла и встала с кровати.
– Все равно, мисс, мне от нее попало.
– Не беспокойся, я скажу ей о новых порядках.
– Скажите, мисс. Я передам поварихе, что вы скоро придете.
Мэри с явным облегчением присела в реверансе и вышла. Келси проводила ее взглядом.
Мэри, видимо, чем-то обеспокоена. Но чем? Неожиданно Келси заметила, что в комнате необычно тихо, и устремила взгляд на потолок. Сверху не доносилось ни звука.
Недобрая улыбка появилась на ее лице. Она схватила кочергу и пустое ведро из-под угля.
Первый удар заставил ее вздрогнуть, но постепенно она привыкла к шуму. Потом стала громко кричать и кричала до тех пор, пока не охрипла и не зазвенело в ушах. Теперь она была уверена, что Салфорд либо проснулся, либо умер. Она надела рабочую одежду, причесалась и вышла из комнаты, изо всех сил хлопнув дверью, причем не один раз, а три.
– Что за черт! – Эдвард сел в постели и вздрогнул от грохота. Удары, казалось, сыпались ему прямо на голову. Почти всю ночь он не спал, мечтая о том, как срывает с Келси одежду, целует ее, ласкает ее соски, занимается с ней любовью. Он измучился от боли в паху.
Уоткинс поклонился, войдя в комнату.
– Да, ваша светлость.
– Есть ли в этом доме хоть один тихий уголок?
– Не понимаю, о чем вы, ваша светлость?
– О шуме, о чем же еще?
– О шуме, ваша светлость?
– О том чертовом шуме! – Эдвард отбросил прочь одеяла и встал с кровати, невзирая на свою наготу.
Уоткинс, опустив глаза, взял халат и помог Эдварду надеть его.
– Я… я не слышал шума, – произнес он, почти не разжимая губ.
– Значит, ты глухой.
– Да, ваша светлость, – с готовностью согласился Уоткинс.
Эдвард метнул в Уоткинса испепеляющий взгляд.